Хотя Лоуренс не упоминал о вопросах в парламенте, подразумевалась молчаливая договоренность, что они не будут поставлены.
— Что ж, господа, — сказал он, наконец, — надеюсь, вы потеряете все ваши места на ближайших выборах.
— И что нам тогда делать?
— Запишитесь в ВВС.
«Власти, — писал он Тертлу несколько дней спустя, — довели до моего сведения, что мой визит в Палату не одобрен: боюсь, что чересчур внятно довели!»[1005] Власти опасались, что это породит полемику: это породило дружбу. Тертл с этих пор не переставал его защищать. Лоуренс ознакомил его с «Семью столпами» и «Чеканкой». «Мне было очень приятно обнаружить тем вечером, что вы настолько разумны. Понимаете, я же не могу с каждым проводить по часу, объясняя, что никакой тайны нет: и я очень рад, что получил такую возможность, одолжив вам две свои книги, чтобы полностью выдать себя перед вами. Если бы мистер Макстон прочел некоторые отрывки, он никогда бы больше не беспокоился из-за меня».[1006]
Но если парламентарии были обезоружены, то журналисты — нет. «Я ничего не делаю — они болтают. Я что-нибудь делаю — они болтают».[1007] Он нанес визит президенту синдиката прессы, написал нескольким редакторам крупных газет, которых когда-то встречал, и добился ненадежного перемирия. Позже со своим начальником в Кэттуотере, майором Сидни Смитом, он достиг того же взаимопонимания, что прежде со своим начальником в Карачи. Майору, единственному общему представителю трех английских комитетов по подготовке кубка Шнейдера[1008], было поручено координировать их действия и руководить ими. Лоуренс внешне был его секретарем, а фактически — его сподвижником. Главным соперником Англии, хозяйки состязаний, была Италия. Лоуренс снова оказался в роли серого кардинала, испытывая одновременно удовольствие как механик и как игрок. С тем же таинственным равнодушием, которое он обнаруживал по отношению к игре: во время самых крупных состязаний он читал книгу стихов.
Но перед отлетом самолетов[1009] Бальбо, в то время министр авиации, узнал, что тормозные башмаки итальянских гидросамолетов были в плохом состоянии, их требовалось срочно очистить. а у него не было в распоряжении механиков. Узнав Лоуренса, с которым он когда-то встречался, он попросил у него помощи. Лоуренс, как из любви к fair play[1010], так и из нелюбви к ненужным сложностям, привлек к этому членов экипажа, которые чинили английские тормозные башмаки. Итальянские гидросамолеты могли лететь. Дружеское общение Бальбо с каким-то механиком привлекло внимание: его узнали, и многие из его старых друзей, которые присутствовали на состязаниях, пришли побеседовать с ним. Однако министр авиации, лейборист лорд Томсон, которого последние выборы привели к власти, всегда относился враждебно к присутствию Лоуренса в ВВС. Он заявил, что рядовой механик, которому иностранные — и английские — министры публично приходят пожать руку, мешает порядку и дисциплине в авиации, и Лоуренс узнал, что его собираются исключить.
Тренчард вызвал его 30 сентября. Он добился того, чтобы Лоуренса оставили в королевской авиации, на условиях строгого подчинения уставу, касающемуся рядового; ему следовало никогда не летать на самолете; не уезжать из Англии, даже в Ирландию; прекратить всяческие отношения с теми из его друзей, кто проявлял политическую активность, а именно: Черчиллем, Чемберленом, Филиппом Сассуном и леди Астор. В этот день была годовщина взятия Дамаска.[1011]
Лоуренс принял это с относительным безразличием. Он собирался остаться в авиации. Единственным другом, занимавшимся политической деятельностью, которого он обрел после возвращения, был Тертл, потому что он хотел изменить военную дисциплину.[1012] Лоуренс считал, что она часто излишне унизительна; и неэффективна, потому что у англичан она и так в крови. Тертл хотел добиться отмены походов в церковь, и Лоуренс писал ему:
«Чтобы добиться успеха, вы должны продвигаться административным путем. Гласность Палаты делает такие реформы невозможными. Лоббируйте это через архиепископа Кентерберийского. Убедите его предложить это премьер-министру. Проследите, чтобы реформы опирались на почву истинной религии. Убедите премьер-министра шепнуть об этом госсекретарю обороны. Потом задайте свой вопрос… и госсекретарь с довольной ухмылкой скажет: «Это дело уже было предметом зрелых размышлений в моем отделе, и я рад сообщить, что генеральный капеллан разработал план (который подлежит немедленному вводу в действие), отвечающий изменившимся условиям нашего времени, в религиозных церемониях». Пусть, прежде чем вы заговорите публично, у вас все это будет решено меж четырех ушей».[1013]
1008