— Вы были хотя бы на одном из этих пожаров? — прервал его Роецкий.
— А как же, и не на одном; я живу недалеко отсюда. Даже есть кое-что на память с последнего из них.
Он закатал рукав рубашки, показывая большой глубокий шрам на плече.
— Я помогал на спасательных работах и был за это наказан: какая-то дьяволова балка едва не раздробила мне руку. Нехорошо, пан, спасать, когда тут горит. Оно потом любит мстить человеку. Сташек Люшня, колесник из-за реки, и Валек Бронь, подмастерье портного, тоже поиграли в пожарных на двух пожарах в этом месте, а через несколько дней огонь нагрянул уже к ним, да так, что едва удалось потушить. И потому никто из города, кроме пожарной команды, не приходит сюда на помощь, чтобы случайно не пострадать. Лучше не трогать лихо. Впрочем, я думаю, что теперь об этом уже знают все на сто миль в округе и не найдется никого, кто хотел бы здесь поселиться.
— А все же, — задумчиво изрек Роецкий, — а все же, кто знает? Может, все-таки найдется кто-то такой? Люди порой бывают упрямы.
Ремесленник изумленно посмотрел на него:
— Разве что какой-то псих или полоумный. Это же выброшенные деньги и явная опасность для жизни.
— Гм, — многозначительно улыбнулся архивариус. — Не обязательно, пан мастер, не обязательно. Надо только быть осторожным, и ничего больше.
И не желая продолжать дальнейшую беседу, попрощался с ним и вернулся в город. Через пару дней после этого подписал в городском управлении купчую, по которой «горелище» переходило в его в собственность за неслыханно низкую цену. Пока улаживали формальности, архивариус заметил изумленные лица чиновников и их многозначительные улыбки. Какой-то почтенный, седенький как голубь служащий, оттащив его в сторону, тихо отговаривал от покупки.
— Невезучее место, — объяснял ему старик, заикаясь. — Участок под несчастливой звездой. Неужто уважаемый пан про это ничего не слышал?
— Может, и слышал, — невозмутимо ответил Роецкий, — но я в такие бредни не верю. В любом случае спасибо вам, любезный пан, за добрый совет.
И, пожав ему руку, покинул кабинет.
Наутро пришли первые два письма: от знакомого судьи, отговаривавшего строить дом, и второе, «красное», полное энтузиазма по отношению к этому начинанию. Потом посыпались новые, словно из рога изобилия. Во всем городе, похоже, не говорили ни о чем другом, кроме как о том, что архивариус Анджей Роецкий, приехавший в город месяц назад, намеревается поставить дом на «горелище».
А он взял и поставил. Устав от назойливых писем советчиков, он решил быстрыми и решительными действиями сразу «оторвать голову этой гидре» и избавиться от чрезмерного любопытства возлюбленных ближних своих. Определенную роль сыграло и желание показать здешнему «маленькому мирку», как ниспровергают предрассудки и стирают в пыль суеверия.
Через несколько дней после подписания акта купли-продажи он подробно сообщил обо всем жене, пока что остававшейся в Варшаве вместе с десятилетним сыночком Юзиком. Пани Роецкая отписала мужу обратной почтой, что всецело одобряет его план и сразу после завершения строительства переедет в Кобрин. И она тоже не обращала ни малейшего внимания на суеверные слухи об этом месте, несколько раз заклеймив их в письме такими словами, как «дурацкие бредни» и «местечковые предрассудки».
Довольный ответом, Роецкий через неделю привез в Кобрин знаменитого варшавского архитектора, под личным руководством которого началось строительство. Продвигалось оно живо, поскольку архивариус не жалел денег, и в течение двух месяцев на вершине пихтового холма появилась прекрасная вилла в стиле модерн.
Роецкий окрестил ее вызывающим именем «Пожарово». Строительство завершилось в конце весны, а в начале июля сюда перебралась вся семья Роецких.
Пани Мария была в восторге от провинциального гнездышка и сразу почувствовала себя здесь, как дома. Юзик, голубоглазый сорванец, немедля выбрался в исследовательскую экспедицию вглубь «девственных бразильских лесов», как ему нравилось называть пихтовую рощицу, что окружала виллу, и вскоре с большой радостью обнаружил, что в них водятся рыжие белки, а может, даже и серны.
Холм, пребывавший в тишине несколько лет, наполнился смехом и гомоном веселых голосов. Даже Нерон, большой цепной пес с белым пятном на ухе, был весьма доволен новой будкой рядом с леском, в подтверждение чего радостно потявкивал и размашисто вилял хвостом.