Так спокойно прошли жаркие июль и август, минул обильный плодами сентябрь, и клонился к концу затянутый паутинной пряжей октябрь. В «Пожарове» так ничего и не «случилось». В общественном мнении произошел отчетливый поворот. Люди начали смотреть на жителей уединенной виллы с видимым удивлением и почтением. В Кобрине никто не припоминал ничего подобного — еще ни один дом не простоял на горелище и четырех месяцев; а тут уже четвертый подходит к концу — и все спокойно… Прошел октябрь, начался меланхоличный ноябрь, Роецкий потирал руки от удовольствия, со снисходительной улыбкой принимая поздравления знакомых по поводу «счастливого завершения критического периода». Гости все чаше и дольше начали засиживаться в его доме; в их движениях постепенно исчезали беспокойство и нервозность. Хорошо и весело было в «Пожарове», ибо хозяева оказались людьми весьма гостеприимными. Атмосфера здесь, и до того веселая и безмятежная, сделалась даже чрезмерно шумной и легкомысленной, точно бурливое шампанское. Роецкий немилосердно глумился над предрассудками и триумфально улыбался, пани Мария перешучивалась с женой судьи на тему «роковых» дней и мест. Юзик шалил в леске и окрестностях; даже Марианна, нынешняя «горничная», обыкновенно солидная и почтенная женщина, сыпала шутками на кухне и смеялась по каждому поводу.
Исподволь, незаметно в доме складывались новые предпочтения и обычаи.
— Cest drole![84] —заметила однажды после визита в «Пожарово» красивая госпожа Сулимирская. — Роецкая уже некоторое время носит огненно-красные пеньюары; она в пятый раз подряд принимает нас в нарядах этого цвета.
Наблюдение было метким. Роецкими действительно овладела особая симпатия к красному и красно-оранжевому; пани Мария уже почти месяц носила платья исключительно в этих двух цветах, которые различались лишь оттенками и нюансами. Муж с удовольствием утверждал, что они очень ей к лицу, и, решив придерживаться такого же стиля, начал носить вызывающие огненные галстуки.
— А цвет его был ярко-красный, — пропел ему на следующий день строчку из «Красного знамени»[85] один из коллег.
— А что тут такого? — спокойно ответил тот. — Я люблю эти краски, и, как утверждает моя жена, они мне к лицу. Этого достаточно.
И через несколько дней сменил галстук на другой, в кирпично-оранжевых тонах.
Однако и Юзику, похоже, пришлись по вкусу эти цвета, ибо он начал выпрашивать у родителей новую одежду в этих тонах! Поэтому по случаю дня рождения ему вскоре справили красный костюмчик.
Словно для того, чтобы полностью выдержать линию принятого стиля, в последние дни ноября пан Анджей приказал оклеить все комнаты красными обоями с рисунком из темно-желтых ирисов.
— Какой теперь здесь теплый, милый тон, — сказала Мария мужу после завершения этих метаморфоз в интерьере.
— В самом деле, любимая? — ответил он, целуя ее прекрасные бархатные глаза. — Кажется, что тепло плывет от стен — блаженное, согревающее душу тепло.
Однако в городе эти изменения сочли чудачеством, а уездный врач, доктор Лютовский, даже диагностировал их в качестве так называемой эритромании[86]. Это определение какими-то путями дошло до Роецкого, дав ему основание для новых насмешек.
— Эти почтенные господа, — признавался он жене, — приписывают нам психоз на почве красной краски, а того не знают, бедняги, что уже многие годы сами являются жертвами стократно горшей пирофобии.
— Это правда, — признала Мария, вглядываясь в железные ребра электрического радиатора под стеной. — У меня вообще такое впечатление, что все эти меры предосторожности, которых мы здесь придерживаемся, на самом деле совершенно излишни и даже нелепы. Вот, например, глядя на эти мертвые трубы радиатора, разливающие темные волны тепла, я грущу по нашим старым добрым печам. Так сладостно было беседовать под треск огня в свете красных отблесков, игравших на стенах.
— Ты права, Маня. И мне сейчас пришло в голову то же самое. Однако еще не поздно все изменить. Завтра я прикажу сложить печи; у нас будет огонь, запах смолистой живицы и ракеты искр.
— Виват! — воскликнул сияющий Юзик. — У нас будут печи! Будет огонь! Золотой, красный, желтый, любимый огонь! О, как это прекрасно и хорошо, папочка!
85