— Ангел Господень возвестил Марии… — громко начала ведьма, и, услышав ее голос, дочь, словно вторя ей, уже сильнее, с угрозой в глазах впиваясь взглядом в хмурое лицо стоящего Лавра, повторила призыв…
Он пошатнулся, как подрубленный, преклонил колено и голосом глубоким, хотя и измученным ответил:
— И зачала от Духа Святого…
Потом молились уже все вместе. Закончив «Аве, Мария», вздохнул тяжко и сказал тихим добрым голосом:
— Кланяемся Пресвятой Деве…
Внутри у него что-то окончательно сломалось…
Взялся в третий раз. Принял дитя из рук матери и начал тереть ему темя. Когда-то достаточно было легкого касания пальцев, чтобы растворить подобные шишки. Сейчас они не хотели уступать, напротив, казалось, что они еще сильнее твердели под нажатием рук. Мальчик стонал и плакал, на ногах вздувались налитые кровью опухоли…
Меж людей, собравшихся в ольшанике, прошелестело глухое ворчание; смотрели удивленные, пораженные, глазам не веря. У некоторых во взглядах мелькали насмешки и злая радость. Кирпичный румянец полз по побелевшим щекам Лавра. Прошло уже два часа с того момента, как он занялся ребенком. Решил закончить. Напрягся, сосредоточил все силы и обхватил обеими ладонями его голову: напрасно… руки лежали безучастно, не реагируя на это прикосновение как когда-то раньше, моментально и ошеломительно. Полумертвый, посиневший, Лавр отдал ребенка матери. Та принялась осыпать его самыми злыми оскорблениями, пока ее не увели старейшины. Тогда он сказал окружившей его толпе:
— Ступайте с Богом, люди добрые, и не поминайте меня лихом — расточилась сила моя…
Ушли. Вдали еще был слышен шум голосов, звон распутываемой цепи, прозвучал глумливый смех… Потом мерный плеск весел и… все стихло…
Лавр остался один.
— Сбылось… — повторяли бездвижные губы.
— Сбылось… — просвистал пролетевший ветер и затерялся в камышах…
— Сбылось… — зашуршали воды и потекли дальше…
Невыносимая боль угнездилась под черепом и колотилась внутри. Иногда думал, что она все связки распирает, швы ослабляет. Кто-то повесил между ушами исполинский колокол и бил набат бронзовым языком. В голове поднялась чудовищная буря и крутилась, крутилась без перерыва, без остановки… Взбесившиеся нервы обливала кипящая кровь, водопадом заливающая мозг…
С трудом овладел собой. Приговор был ясен: все… пропало!.. бесповоротно, безнадежно. Тяжко… судьба так хотела… Оставила его…
Хей! Хей! дева возлюбленная, ты ж у меня силу отняла, растопила в бледном огне ненасытной жажды, крепость душевную забрала, кровь свернуться заставила… Хей! Хей! приложила белой ручкой топором по зеленому дубу… Пусть так!., лишь бы только меня любила… Я б для тебя себя на кусочки порезать дал… Пусть так!., лишь бы ты мне не изменила, любимая моя!.. Теперь мы останемся вместе, чтобы ждать того дня, когда матушка-Курносая на сватовство прибудет… Я тебя на руках носить буду, голубку белую, крепко приголублю… Еще достанет сил… пожирай! широкая грудь у меня, есть куда прислониться… Я у тебя из-под ног терны и чертополох выполю, камни в мягкую пыль сотру и дорой цветами усыплю… Только руку дай! Я пригожусь — спрячу в дружеских объятиях… только отпусти меня!., звездочка ты светлая!..
И пошел к хате, с жаждой поцелуев и пары добрых слов. Перед хатой никого не было. Ни один шорох не доносился изнутри… Торопливо вошел в светлицу. Она была пустой и заброшенной. Оглядел стены и вздрогнул… Картины исчезли… Вместо них торчали гвозди, топорщили черные головы… Тянули к нему свои длинные шеи, приближались к самым глазам и снова, дрожа, втягивались в доски…
Повсюду царил сильный беспорядок. Сундук с вещами Розалки, распахнутый настежь, неприятно являл взору опустевшее нутро. Пара лохмотьев валилась на полу, в углу лежало разбитое в спешке зеркальце… Под лавкой со вчерашнего дня валялась выпущенная из рук пожелтевшая книга…
С острым любопытством осматривался дальше… Брошенная на пороге лента кровоточила шелком…
Прошел в сени. Дверь сзади захлопнулась с такой яростью, что выскочила из верхней петли и косо повисла…
На засове клочья накидки…
Понял…
— Сбежала… сбежала…
Вернулся в светлицу. На столе лежал свернувшийся змеей шнур, которым Розалка обычно завязывала сундук…
— Это для меня…
Бездумно взял его в руки, скрутил петлю, завязал в узел. Встав на табуретку, прикрепил петлю к балке, надел на шею… оттолкнул табуретку далеко к окну…