Выбрать главу

Проклятие и кара тем, кто верит!

Вера твоя погубила тебя!

Пусть трепещет верующий грешник!

Лучше разорвать все путы, которые сковывают душу, чем оставить самую тонкую нить, ибо и ее достанет, чтобы увлечь в омут погибели. И мельчайшая искорка, тлеющая глубоко под пеплом не до конца потухшей веры разжигает в день возмездия пожар всеуничтожения.

Ксендз Павел и Себастьян были людьми верующими. Обет, который они приняли, мог стать опасным для обоих, особенно для того, кто понял его глубже, чем следовало.

Когда в тот вечер они покидали храм, чудесный май распускал цветы в садах, покрывал зеленью луга и поля, разворачивал гроздья плодов. Осыпались густым ливнем лепестки яблоневого цвета, разносились головокружительные запахи сирени и жасмина, пьяно колебался одурманенный магнолиями ветер. По улицам проскакивали дрожащие от наслаждения пары влюбленных, прижимавшихся друг к другу в весеннем желании, сплетая руки.

Себастьян вдруг опечалился. Но уже звал его за собой на поднебесные тропы серьезный голос ксендза:

— С этого дня каждый из нас отвечает за другого. Мы приняли взаимную клятву, мы вошли в святую обитель, которую нельзя безнаказанно осквернять верующим. Если кто-то из нас нарушит обет, другой ответит за него очищающей жертвой.

— Но верно ли мне кажется, что ответственность исчез нет, если мы перестанем верить?

— То правда — даже если подобное случится хотя бы с одним из нас. Но и это должно быть искренним. Понимаешь меня? Полное неверие!

— Да… но на это мы по сути своей не способны…

— Поэтому мы должны быть начеку! Мы служим вечной гармонии духов. Горе нам обоим, если кто-то из нас осмелится ее нарушить!..

Глубоко задумавшись, они расстались.

С тех пор прошло несколько лет. Обет, похоже, сплотил обоих еще сильнее. Но вскоре должны были произойти перемены.

Павел по отношению к другим всегда оказывался понимающим и мягким, к приятелю же был требовательным и часто даже суровым с самого начала их тайной связи Себастьян, с самого детства воспитывавшийся под его всесильным влиянием, сторонился соблазнов внешнего мира. Казалось, что он не сразу почувствовал неловкую опеку; в нем еще не пробудились неизбежные душевные порывы. Преследовавшую его иногда временную меланхолию приятель умел направлять в нужное русло, разжигая в нем неземной экстаз и любовь. Однако спавшие до поры до времени силы наконец проявили себя в тихих, почти незаметных, но настойчивых в своих действиях движениях души.

Однажды скульптор почувствовал себя чрезвычайно одиноким. Пришла мысль, что до сих пор он не наслаждался жизнью и до принятия присяги мог в любой момент получить свою долю счастья, сорвать цветок любви — ибо был красив и молод. Однако после того, что произошло под стопами Михаила, подобный путь для него был теперь закрыт Неприступные стены заключили его в храме, искрящемся морозной свежестью кристаллов среди каскадов льдистохолодных радуг. Его охватил мучительный хлад мрамора, белизна алебастров болезненно слепила очи. На отчаянный крик сердца он неизменно получал в ответ глухое эхо огромных пустых покоев. А там, за витражами оконных ниш, сиял праздник жизни, проходили мимо солнечные золотые дни. А там, за драпировками окон щедро изливали благоухание лона роз, соревновались в напрасном томлении по отважной руке обильные лаской девы.

И, как птица, попавшая в ловушку, забился о стекло, заколотился о решетку, но через минуту борьбы опустился на дно клетки. Вера не позволяла расправить крылья.

В этом душевном разладе он познал Марту и понял, что является мужчиной.

Она была танцовщицей из бродячей труппы цирковых актеров. Когда смуглое тело креолки начинало виться в буйных вихрях сарабанды, а кошенилевый платок опоясывал голову алой лентой, толпы собравшихся вокруг людей немели и, затаив дыхание, следили за каждым движением гибкого танца. Она была подобна туе, оплетенной краснеющим виноградом осени…

Пришла к нему в вечерний час с лучами заката, пришла на порог одинокого дома, тайно, ненадолго, одна:

— Прислал меня твой великий Архангел…

Павла в городе не было: уехал на довольно продолжительное время. Когда вернулся, уже все случилось. Мог ли он сопротивляться?

Было грустное, больное счастье — бледная радость солнца на скорбных залежах туч надвигающейся грозы.

Себастьян не переставал верить в святость клятвы. Слова Павла черными тревожными линиями прорезали светлый узор любви…

Влюбленные решили сегодняшней ночью покинуть город и отправиться на юг, к рощам кипарисов и померанцевым садам. Тем временем этот последний вечер он посвятил Павлу.