— Как муха на резиновом воздушном шарике. Ха-ха-ха! Какие мысли, какие концепции! Любезный господин, оказывается, первоклассный causeur[26] — юморист.
— Ваш жалкий поезд, ваша муравьиная, тщедушная железная дорога, в своих величайших, самых смелых, так сказать «стремлениях», подчиняется, подчеркиваю, буквально подчиняется одновременно примерно двадцати самым разнообразным движениям, каждое из которых несравненно сильнее, безжалостнее, мощнее ее миниатюрного размаха.
— Хм… занятно, архилюбопытно! — насмехался неумолимый противник. — Около двадцати движений! Впечатляющее ко-ко-количество, курам на смех.
— И я даже не упоминаю второстепенные, которые наверняка никогда не снились ни одному железнодорожнику. Напомню лишь основные, известные каждому школьнику. Поезд, несущийся с наивысшей скоростью из точки А в точку Б, одновременно должен совершить вместе с Землей полный оборот с запада на восток вокруг ее оси за одни сутки.
— Ха-ха-ха! Новости, новости…
— В то же время он вращается вместе со всем земным шаром вокруг Солнца…
— Как ночная бабочка вокруг лампы…
— Избавьте меня от своих острот! Неинтересно. Но это еще не все. Вместе с Землей и Солнцем он направляется по эллиптической линии к какому-то неизвестному пункту в пространстве, находящемуся в направлении созвездия Геркулеса относительно Центавра.
— Филология на службе у астрономии. Раrbleu![27] Браво!
— Глупости несете, дорогой мой! Перейдем к второстепенным движениям. Вы слышали что-нибудь о прецессионном движении Земли?
— Может, и слышал. Но какое нам дело до всего этого? Да здравствует железнодорожное движение!
Шигонь ошалел. Он поднял тяжелую как молот руку и резко обрушил ее на голову отвратительного насмешника. Но рука лишь рассекла воздух: непрошеный гость куда-то исчез, испарился как камфара; место напротив внезапно опустело.
— Ха-ха-ха! — захохотало что-то в другом углу купе.
Шигонь оглянулся и заметил «начальника», сидевшего на корточках между спинкой и багажной сеткой; он так сильно скорчился, что смахивал на карлика.
— Ха-ха-ха! Ну что? Будем вежливы в будущем? Хочешь со мной разговаривать дальше, значит, веди себя прилично. Иначе не жалуйся. Кулак, мой дорогой, это слишком примитивный аргумент.
— Для тупых субъектов единственный; другими не убедишь.
— Я слушал, — цедил тот, возвращаясь на прежнее место, — терпеливо, четверть часа с лишним слушал ваши утопические выводы; послушайте теперь немного и меня.
— Утопические?! — зарычал Шигонь. — Значит, упомянутые мною движения — фикция?
— Я не отрицаю их существования. Но почему они должны меня волновать? Я считаюсь только со скоростью моего поезда. Для меня является существенным только движение паровоза. Какое мне дело до того, на какой отрезок я при этом продвинулся в межзвездных просторах? Следует быть практичным; я позитивист, мой дорогой господин.
— Аргументация, достойная табуретки. У вас, наверное, здоровый сон, господин начальник?
— Спасибо. Господь Бог милостив — сплю как суслик.
— Разумеется. Легко было догадаться. Таких, как вы, не мучает демон движения.
— Ха-ха-ха! Демон движения! Вот мы и дошли до сути дела! Вы ухватили мою замечательную, выгодную идею — собственно, по правде сказать, не мою, а заказанную мною у одного художника для нашей станции.
— Выгодная идея? Заказанная?
— Ну да. Речь о новоизданном проспекте, рассказывающем о паре недавно построенных железнодорожных линий, так называемых Vergnügungsbahnlinien[28]. Назовем его рекламой или объявлением, которое побудило бы публику воспользоваться этими новыми транспортными путями. Нужна была какая-то виньетка, образ — нечто вроде аллегории, некий символ.
— Движения?! — побледнел Шигонь.
— Именно. Итак, упомянутый господин нарисовал эту сказочную фигуру — впечатляющий символ, который моментально расхватали все залы ожидания всех станций не только в стране, но и за рубежом. А так как я заранее выправил себе на него патент и зарезервировал авторские права, то и заработал недурно.
Шигонь поднялся с подушек и выпрямился во весь свой внушительный рост.
— А в каком же образе, если позволите узнать, воплощен ваш символ? — сдавленным, неестественным голосом прошипел он.
— Ха-ха-ха! В образе гения[29] движения. Громадный, смуглый юноша, летящий на вороновых, чудовищно распростертых крыльях, опоясанный водоворотами миров, кружащихся в неистовом танце, — демон межпланетной бури, межзвездной метели лун, восхитительной, безумной гонки неисчислимых комет, без лика…