Воронь сбежал вниз и присоединился к группе железнодорожников, которые тоже вышли, чтобы выяснить причину остановки. Стрелочник, который дал предупреждающий сигнал, объяснил ситуацию. Первая колея, на которую они должны были заехать, была временно занята товарняком. Надо было перевести стрелку и пустить поезд на второй путь. Обычно такой маневр проводят из будки при помощи одного из рычагов. Но в настоящий момент в подземном канале между ней и путями возникла какая-то неполадка, так что стрелочник должен был выйти наружу и выполнить перевод вручную. Поэтому он лишь опустил цепной соединитель в будке и открыл механизм перевода с помощью ключа. Теперь у него был непосредственный доступ к стрелке, и он мог выполнить перевод на нужную колею.
Успокоившиеся служащие вернулись в вагоны, ожидая сигнала свободного проезда. Бороня что-то приковало к месту. Безумным взглядом он смотрел на кровавый сигнал, словно одурманенный слушал скрежет передвигаемых рельсов.
«Спохватились в последний момент! Едва ли не в последнюю секунду, за каких-то пятьсот метров до станции! Неужели Чумазник солгал?»
Внезапно он понял свою роль. Быстро приблизился к стрелочнику, который, застопорив рукоять, переводил стрелку и менял цвет сигнала на зеленый.
Надо было любой ценой отвлечь этого человека от стрелки и заставить покинуть пост.
Тем временем коллеги уже подавали знаки к отправлению. От хвоста поезда летели слова, передававшиеся из уст в уста — «Едем!».
— Сейчас! Подождите там! — крикнул Боронь.
— Пан стрелочник! — вполголоса обратился он к железнодорожнику, уже вытянувшемуся в служебной позе. — Там, на вашем посту, виден какой-то бродяга!
Стрелочник обеспокоился. Напряженно всмотрелся в направлении кирпичного домика.
— Быстрее! — подгонял Боронь. — Шевелитесь, пан! Он может передвинуть рычаги, испортить приборы!
— Едем! Едем! — кричали нетерпеливые голоса кондукторов.
— Подождите, чтоб вас черти взяли! — запротестовал Боронь.
Стрелочник, поддавшись непреодолимой силе его повелительного голоса, бегом бросился к будке.
Тогда Боронь, воспользовавшись моментом, ухватился за рукоять стрелки и снова соединил рельсы с первой колеей.
Маневр был выполнен ловко, быстро и тихо. Никто не заметил.
— Едем! — крикнул он, отступая в тень.
Поезд тронулся, наверстывая опоздание. Через минуту последний вагон умчался во мрак, таща за собой длинный красный след фонаря…
Через минуту с блокпоста прибежал сбитый с толку стрелочник и внимательно осмотрел положение рычагов. Что-то ему не нравилось. Он поднес к губам свисток и дал тройной отчаянный сигнал.
Слишком поздно!
Ибо со стороны станции воздух сотряс ужасный треск, глухой, раскатистый гром взрыва, а потом адский рев, гомон и стоны — вопли, плач и вой, сливающиеся в диком хаосе с лязгом цепей, треском разбитых колес, грохотом безжалостно раздавливаемых вагонов.
— Крушение! — шептали побелевшие губы. — Крушение!
ВЕЧНЫЙ ПАССАЖИР
Юмореска
Сквозь толпу, заполонившую входной зал вокзала в Снове, лихорадочно протискивался маленький нервный мужчина в выцветшем плаще с дорожным чемоданом. Очевидно, он ужасно торопился, ибо яростно распихивал толпившихся крестьян и метался, словно ныряльщик, в пучине человеческих тел, время от времени впиваясь беспокойным взглядом в циферблат вокзальных часов, возвышавшийся над морем голов.
Было уже четверть четвертого пополудни; через десять минут в направлении К. должен был отправиться поезд. Самое время купить билет и найти себе место.
Наконец, после сверхчеловеческих усилий пан Агапит Ключка пробрался к кассе, чтобы встать в хвост и терпеливо ждать, пока не подойдет очередь. Однако медленное продвижение вперед, по шагу в минуту, похоже, сильно раздражало его, ибо вскоре люди рядом заметили, что их товарищ по несчастью проявляет склонность ускорить это паломничество. Наконец запыхавшийся, красный, как упырь, с каплями пота на лице пан Агапит добрался до желанного окошка. Но тут началось нечто необычное. Вместо того чтобы попросить билет, пан Ключка расстегнул кошелек, изучающе заглянул в него и, бурча что-то непонятное себе под нос, отошел с другим, «отливным» потоком народа от кассы.
Один из путников, которому пан Агапит во время своего путешествия к окошку довольно сильно наступил на мозоль, с немалым возмущением отметил весь этот загадочный маневр и не преминул на прощание выбранить его: