Сны.
За окнами собирались сумерки, укутывая уставший день в свое покрывало. Будничный город укладывался спать, выпуская наружу свою темную сторону, которая под бликами ночных фонарей и ионных вывесок, скрывает свою истинную натуру.
Но, все это осталось, там за дверью квартиры, когда она вернулась домой. В пустоту, где никто не ждет, даже нет кота, который с осуждением смотрел бы то на тебя, то на пустую миску.
Никого. Только стены, мебель и тихий гул работающего холодильника, что слышен с кухни.
Это все, что у нее есть, все, что осталось от воздушных замков, несбыточных грез, которые, она создавала, выходя замуж. За того, одного единственного, который был для нее всем, который «как же хорошо вы смотритесь вместе», «вы такая идеальная пара», «дочка, не будь дурой, не упусти такого мужика».
И она не упустила, лишь себя, как оказалось, потеряла. В быту, работе, угождению его блажи и прихотей, в той серости жизни, что накрыла с головой.
«С жиру бесишься? Я не пойму, что тебе не хватает, а? – мать не понимала, как иногда просто хочется почувствовать себя желанной, а не рабыней, которая, получая три минуты секса, должна приклоняться перед своим «господином».
Дни перетекали в месяцы, месяцы в годы, и она просто не выдержала. Взорвалась и выгорела до тла.
«-Дура! Да кому, ты такая нужна! Им молодых, да помоложе подавай, а ты-тетка, которой уже за тридцатник…без роду и племени…даже ребенка, родить не удосужилась – негодовала мать.
-А кто в первых рядах орал, что еще успеется, зачем ярмо на шею вешать…»
«-Жирная корова! – орал он, смотря пожирающими глазами ее тело, которое изнурялось на двух работах, в быту и фитнес-центре –Да тебя трахать приходилось через силу, по жалости!»
«Брак расторгнут в одностороннем порядке…-изрек судья, устало смотря на кипу тек, что стояли на краю стола»
Все это вихрем вертелось в ее голове, когда она догола разделась в прихожей и направилась в душ, чтобы попытаться смыть липкую дрянь пятилетней супружеской жизни.
Струи воды, как неумелый любовник, пытались смыть своим поцелуями прикипевшую к коже горесть и неудовлетворённость. Играя напором воды, она пыталась, хоть немного расслабить зажатое тело, от вечных «ты что?», «это все твои журналы блядские?», «а может это к врачу тебя свозим, а то озабоченность твоя пугает». Но получая минутные разряды, которых совершенно не хватало, он вышла из душа.
Прохлада простыни манила оголенное тело, которое еще искрилось от мелких капелек воды. И утопая в мягкости постели, она наконец-то поняла, как это, когда тело дышит, не скованное пуританским бельем.
Посеребренный свет Луны проникал свозь едва прикрытые окна. Обласкивая своим холодом предметы, что попадались на пути, он становился тайным свидетелем, того, как ее нескрытная нагота покоилась среди смятых простыней. Она наконец-то дышала, а не задыхалась от безразличия и монотонности.
Лежа на животе, подложив руки под голову, она впервые искренне улыбнулась. Но уставшие веки, едва сомкнувшись, унесли ее в мир Морфея, в мир сна.
Но невесомое прикосновение к правому бедру, заставило кожу покрыться миллиардом мелких мурашек. От чего по телу молниеносно пробежала сладостная дрожь. Вздрогнув, она все же не открыла глаза.
Следующие прикосновение было более реальным, ведь оставило влажный, но жаркий отпечаток губ. Потом еще и еще, пока влажная дорожка, что шла по хребту, не добралась к шее. Она снова вздрогнула, попытавшись скинуть оковы сна, но глубокий и бархатный голос тихо прошептал, целуя ушко:
- Спи, ЖЕЛАННАЯ, спи…
Поддавшись невообразимой неге, что разлилась по телу, она беспрекословно повиновалась этому голосу, что задел ее самые тайные струны…
Нежные пальцы рук начали исследовать такое податливое тело, которое умирало без чувств и ласк, на протяжении пяти лет. Прикасаясь к спине, одной рукой, ОН, так же объявлял свое право и ягодицы, бедра, ноги. ЕГО пальцы были везде, изучая, завоевывая и несомненно лаская, даря чувство полета. Полета, что сопровождался мягким поцелуями, которые как-будто клеймили каждый кусочек ее тела. А когда пальцы проникли к внутренней стороне правого бедра, по ее телу снова пробежала волна, которую ОН приостановил легкими поцелуями вдоль поясницы.