– Но… я читал книги. Повелитель мира умер в степи, далеко на юге, а похоронен в недрах горы Бурхан-Халдун, на южных отрогах Хэнтейского хребта…
– Величайшего воина земли похоронили с величайшими почестями, но никому в срединном мире не было открыто, где его гробница, – подхватил лебедь. – Раньше не было открыто! Исполнилось завещанное черным шаманом Кокэчу. Ты не мог этого нигде прочесть, умник. Начало было положено в год Барса, когда Тэмучин созвал на курултай к реке Онон всех князей-нойонов и багадуров. Когда собрались все гости и родня, нукеры развернули на вершине горы девятихвостое бунчужное знамя из белой кошмы, на древке о девяти ногах. Шаман Кокэчу выкрикнул имя Тэмучина, и все согласились назвать его Божественным, Суту-Богдо. Что сделал Хозяин мира, всем известно, он покорил Восток и Запад.
Что сделал черный шаман Кокэчу, стало известно совсем недавно. Он сохранил то знамя, самое первое. Он вывез знамя в лесное айха, где лежали предки шаманов. Там он провел молебен, который повторить уже никто не сможет. Наверное, Кокэчу зарезал немало смелых людей, вынул из них немало сердец, чтобы провести обряд. Он заколдовал время, зашил его в мешок из страданий, свернул белое знамя и спрятал в этот мешок. Когда Тэмучин умер, знамя положили рядом с ним. Оно не тлеет и не гниет, оно ждет свежую кровь.
Тулееву показалось, что земля качается под ногами.
– Тысячу лет могила ждала, пока люди вымрут, чтобы открыться тем, кто достоин богатства. Сто сундуков с золотом и двести сундуков с серебром опустили рядом с его сияющим саркофагом. Сорок молодых наложниц умертвили и уложили рядом, осыпав их алмазами, как цариц, чтобы загробный путь хана не был одинок. Никто не ведает, сколько юношей-рабов убили, чтобы составить верный гвардейский кэшик для почившего хозяина мира. Насыпан был для погребения высокий курган в степи, к югу от священной горы, где собирался курултай. Затем курган сравняли с землей и трижды прогнали табуны коней над могилой. Затем удавили всех рабов, кто рыл землю для усыпальницы, кто возил драгоценности. Затем удавили тех, кто командовал рабами. Ты, верно, думаешь, шаман, – нет на земле человека, кто смог бы найти могилу Хозяина, но духам она известна, ха-ха-ха… Все, что рыли в степи, и укладывали, и строили, – все ложь! Пустая усыпальница и пустые сундуки! Духам известно еще кое-что, глупый ты баран. Так вот, Хозяин мира – не умер. Он ждет своего пробуждения, и могила его – не в монгольской степи, а под священной горой Алааг Хан. Прах хозяина завернут в белую волшебную кошму. Мы нашли ее, теперь нужны смелые сердца, из которых прольется кровь!
– Что-о?! – Тулеев забыл, что хотел в уборную, забыл о прежних страхах перед неучтивыми гостями. – Не может быть жив тот, кто лежит в земле больше тысячи лет, каким бы достойным воином он ни рождался, пусть даже хозяином половины мира! Дух его может витать, может воплотиться в кого-то другого, но пепел и пыль не рождают кровь и плоть.
– Сердца нужны, много свежей крови, – в исступлении забормотал сова, раскачиваясь из стороны в сторону. – Смелые сердца нужны, шаман. Нет таких сердец, нет героев, готовых умереть за Хозяина мира…
– Хозяин мира – не умер, – внятно повторил лебедь, упирая Тулееву в грудь острый мозолистый палец. – Чтобы вызвать его из усыпальницы, недостает сильного шамана, умеющего входить в царство мертвых. Ты разбудишь его, даже если нам придется для этого вынуть и твое сердце, старик.
Тулеев сразу поверил, что они легко вынут его сердце.
– Но зачем? – обреченно спросил он. – Зачем вам живой воитель из рухнувшего мира? У него давно нет армий, нет городов, которые надо брать штурмом, и некуда девать зарытое золото. Зачем нам страшная легенда прошлого?
– Затем, что президент Кузнец вернется на железном звере и поработит всех нас, – лебедь распустил кушак, и на мгновение под засаленным парчовым тэрлигом показалась пупырчатая серая кожа, покрытая белесым пушком. – А он непременно вернется, мы гадали на человеческом сердце, шаман. Да, да, не дергайся, что ты дергаешься? Тебе ли не знать, что человеческое сердце не обманывает? Так вот, Кузнец доберется до Петербурга, и его русские орды уничтожат всех, кто уцелел. Им снова понадобятся наши самоцветы и наше золото, они снова начнут ставить вешки и заборы! Они запретят нам бить зверя в нашей же тайге. Они снова захватят все, а нам даже не будет позволено ловить рыбу в ручьях. Только величайший из моголов может нас спасти!
– Сердца нужны, гордые сердца героев окропят знамена Хозяина, нужны смелые сердца, – скороговоркой выпалил сова.
– Если русские починят железную дорогу, Хозяин уже не проснется, так говорят все гадания, – уныло прошипел лебедь. – Они заселят каждую щель, снова полезут под землю в поисках самоцветов. Могила захлопнется на тысячу лет.
– Империя Кузнеца сейчас очень далеко на западе, – прохрипел бык. – Но разве ты не слышал, что болтали Хранители меток, эти надменные русские колдуны, прилетавшие на ящерах? Империя расширяется, даже страшнее и быстрее, чем растут Желтые болота и блуждающие прииски. Но русский царь, проникший сюда с помощью бесов, – это только одна опасность. Есть сведения, что он подружился с монахами из храма Девяти сердец. Да, да, шаман, не трясись! Или русские придут, или китайцы. Скоро всем нам конец, конец твоему улусу и свободной жизни, если мы не разбудим Тэмучина. Только он вернет в мир гордую империю моголов!
Тулеев глубоко задумался. Внезапно он поверил, что нужен своему народу, разбросанному по тайге, обедневшему, потерявшему веру, не рожавшему в последние годы сильных шаманов, утратившему гордость. С одной стороны – наглеющие банды китайских мандаринов, с другой – кошмарные болота, рожденные химией Большой смерти, а теперь еще и русские. Не те мирные спокойные русские, что испокон обитали в Чите, а страшные голодные разбойники из неведомого Петербурга!..
– Что вы от меня хотите? – тихо спросил Саян.
– Убить Кузнеца и Варвару мы сумели бы и без тебя, – заухал сова. – Правда, будет много крови, дорого придется заплатить, но… сумели бы. А вот вечного старца нам не одолеть, его смерть заговорена русским колдовством и спрятана в стихе. Останови их, Тулеев, напусти на них железных бурханов. Выйди к ним, притворись их другом, сбей с пути, замани на Алааг Хан. Шаманские улусы будут ждать вас там…
– И что потом? – затаил дыхание Саян.
– Мы вырвем их смелые сердца над могилой Чингис-хана… – улыбнулся лебедь.
– И обагрим их кровью белое девятибунчужное знамя, спрятанное в гробнице! – заухал сова.
– И повелитель восстанет… – топнул копытом бык.
Часть первая
БУРЯТСКИЙ БУРХАН
1
КОРОТКИЕ ПРОВОДЫ
Четверка откормленных широкогрудых коней, укрытых кольчугами, рысила по разбитой бетонке, обгоняя встающее солнце. Кони влекли за собой настолько необычный экипаж, что дровосеки, охотники, сборщики ягод и прочий люд, возвращавшийся в Читу вдоль шоссе, цепенел в изумлении. Сначала из-за поворота слышался дробный стук тяжелых копыт, затем появлялись мохноногие тяжеловесы, закованные в доспехи. Они тащили за собой американский тягач Кенвуд с платформой, на которой вольготно расположилась кабина еще одного грузовика, со всех сторон обшитая сталью. Вместо лобовых стекол в рамы Кенвуда были вставлены толстые листы металла, с прорезанными смотровыми щелями. На бесконечном капоте покачивал стволом танковый пулемет. Второй пулемет и черный раструб огнемета торчали из задней кабины.
На облучке Кенвуда восседал добрый молодец с габаритами отставного штангиста, в высоких кожаных унтах, широком кушаке поверх кольчуги и стальной оранжевой каске с фонариком во лбу. Добрый молодец смолил вонючую самокрутку, в левой ручище небрежно держал вожжи, а в правой – укороченный автомат Калашникова. За плечом юноши поблескивал сталью широченный зазубренный палаш.