Он покрыл грудь отца сотней невесомых, как прикосновения крыльев бабочки, поцелуев, беззастенчиво боготворил его соски и проложил трепетную дорожку из поцелуев к его шее, прежде чем посмотреть в родное лицо и робко замереть всего в нескольких миллиметрах от желанных губ. Сын и отец обменялись несколькими словами на Синдарине, которые Бард не смог бы понять при всём желании, прежде чем схлестнуться в страстном поцелуе.
Это зрелище будоражило кровь похлеще терпкого вина и безумия битвы. Одна рука Трандуила придерживала сына за затылок, запутавшись в золотых волосах, а другая покоилась на его талии, вжимая сына в себя. Но не это возбуждало воображение Барда. То было выражение столь схожих внешне лиц, тихие умоляющие стоны, окрасившие полумрак гостиной, подобно отблескам дикого пламени, их поцелуй, как будто для них не существовало никакого завтра. Барду не доводилось видеть ничего более чувственного. И никогда прежде он не думал, что ему может настолько понравиться просто наблюдать за тем, как кто-то другой воплощает в жизнь то, что он сам хотел бы осуществить. И тем не менее, он не мог отвести глаз.
Наконец, эльфы вспомнили о его существовании.
— Прости, — виновато улыбнулся человеку Леголас, еле заметно наклонив голову набок, в точности как это делал его отец, и встретился с тёмными глазами, — что заставили тебя смотреть на то, что ты не желал бы видеть.
Принц знал, что Бард уже давно миновал то пограничное состояние, когда он ещё колебался между своими моральными убеждениями. И даже пожелай он сейчас отвести взгляд, он бы просто не смог. И что ещё хуже: запретный характер их отношений возбуждал его.
«Как же я вас ненавижу! Вас обоих!» — прорычал про себя Бард. Собственно, с тем же успехом он мог бы просто озвучить свои мысли вслух, ведь Леголас со стопроцентной вероятность знал, что сейчас творилось в его голове.
— Нет, не ненавидишь, — озорно улыбнулся принц. — На самом деле тебе нравится то, что ты видишь. Это возбуждает тебя, хоть ты и не желаешь этого признавать.
Взгляд юноши на краткий миг задержался на восставшем достоинстве Барда, отчётливо просматривающемся даже сквозь плотную ткань штанов, а на дерзких губах расцвела потрясающей красоты улыбка.
— Но для тех, кто знает куда смотреть, всё более чем очевидно.
— Леголас! — одёрнул сына Трандуил и сжал его подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. — Прекрати пялиться на Барда. Где твои манеры? Это как минимум бестактно и как максимум неприлично. Тебе разве больше нечем заняться?
— Я не пялился, — солгал Леголас, возобновляя попытки высвободить член отца из плена леггинс.
— Не ври мне, мальчишка, — пригрозил Трандуил, приподняв хрупкого юношу на руках так, что его губы оказались всего в нескольких миллиметрах от розового соска, на котором красовалось его клеймо. Он невесомо ласкал нежный кусочек плоти языком, пока тот не затвердел, и лишь когда юноша жалобно захныкал, сомкнул на нём губы.
Так уж получилось, что со своей стратегической позиции Бард мог видеть буквально всё: то, как Трандуил сжал зубами серебряное колечко и потянул его на себя; то, как болезненное шипение вырвалось из горла его сына; то, как большие ладони грубо сжали упругие красные ягодицы, на которых полыхали их отпечатки; то, как тонкие пальцы бесстыдно вторглись в интимную ложбинку между ними; то, как тонкий палец, обрамлённый замысловатым кольцом, толкнулся вглубь розового бутона; то, как Леголас с томным стоном запрокинул голову и задрожал в предвкушении и даже то, как кольцо мышц плотно обхватило инородное тело.
— БЛЯДЬ! — рвано выдохнул Бард, наблюдая за тем, как палец любовника дюйм за дюймом исчезает в тесной дырочке. До этого дня он никогда не видел, чтобы другая пара делала что-то подобное. До этого дня он даже помыслить не смел, что хотел бы смотреть на нечто подобное. До этого дня он он даже не знал, что ему понравится видеть, как то, что должно принадлежать лишь двоим, было выставлено напоказ.
Но этот день настал и оказалось, что он уже не в силах отвести взгляд. Бард повержено откинулся на спинку кресла и начал гладить свой твёрдый член в том же ритме, в котором Король трахал пальцами собственного сына, прислушиваясь к скулящим и умоляющим стонами, срывавшимися с губ Леголаса всякий раз, когда палец Трандуила погружался в его тело.
— Скажи спасибо, что мы не одни. А иначе ты ещё неделю не смог бы сидеть, малыш, — опасно промурлыкал Трандуил сыну на ухо. Бард не сомневался в том, что под этой угрозой скрывалось очередное извращение. Чего ещё можно было ожидать от этих проклятых эльфов, у которых не было ни стыда, ни совести? И, конечно же, его предположение было верным. — Но, боюсь, моему гостю не слишком-то понравится трахать твою разорванную в клочья дырку, — добавил он совершенно равнодушным тоном, как будто это было абсолютно нормально говорить подобные непристойности собственному ребенку.
Бард тяжело сглотнул, встретившись взглядом со своим любовником. В его мозгу не укладывалось, как Трандуил мог улыбаться столь невинно, произнося такие грязные слова, слова, которые совершенно точно не предназначались для посторонних ушей. Но больше всего его поразила реакция принца. Бард ожидал вздоха облегчения, всплеска ярости, истерики в конце концов, но только не этого.
— Какая жалость… — безразлично вздохнул Леголас.
Бард обомлел. С ним Трандуил был чуть ли не самым внимательным и чувственным любовником во всей Арде, поэтому он никак не ожидал от Короля подобной грубости по отношению к действительно близкому ему существу. Даже тогда, в стеснённых походных условиях Трандуил нашёл время, чтобы подготовить его со всей ответственностью и основательностью. Несмотря на то, что Бард буквально умолял Трандуила взять его, он вошёл в него не раньше, чем убедился, что тот готов принять его немаленькое достоинство, уступавшее по размеру лишь его эго. Лишь сейчас до Барда дошло, что та ночь была исключением из правила, и Король — настоящий Король — был отнюдь не нежным и заботливым любовником, а властным и доминантным самцом, привыкшим лишь брать, ничего не давая взамен.
— Аda… — взмолился Леголас, не в силах больше сдерживаться. — Прошу тебя, — прошептал он в губы отца и сдавленно застонал.
На краткий миг Король отдал сыну бразды правления и опустил длинные пальцы в чашу с ароматным маслом. Комнату наполнил тяжёлый удушающий аромат лаванды и эфирных масел, возвращая Барда в ту снежную ночь, которую они провели вместе под покровом походного шатра. Этой незначительной детали было достаточно, чтобы пробудить ото сна похороненные в снегах разрушенного города воспоминания — точно такое же масло Трандуил использовал, когда готовил его тело для себя.
— Пожалуйста… Валар! Да, вот так! Ada, прошу тебя!.. Мне этого мало. Ещё! Глубже!.. О, да! — стоило отцу проникнуть вглубь его тела, как Леголас окончательно утратил над собой контроль. Бард же с улыбкой отметил про себя, что всё, что дремало в Трандуиле беспробудным сном, било ключом в его сыне. Леголас комментировал всё, каждую мелочь, каждую даже самую незначительную деталь.
От размышлений о различиях между отцом и сыном Барда отвлёк всё тот же мелодичный голос.
— Ada, пожалуйста… Довольно! — взмолился юноша.
— Довольно чего? — спросил Трандуил, нахмурив густые брови.
— Твоих проклятых пальцев.
— Ты снова чем-то недоволен, малыш?
— Да, мне этого недостаточно. Пожалуйста, ada…
— Пожалуйста, что? — как ни в чём ни бывало продолжил издеваться над извивавшимся на его коленях юношей Трандуил.
— Трахни меня!
— Тебе нужно, ты и трахай, — фыркнул Король. — Поработай немного ради разнообразия, вдруг понравится.
Леголас непонимающе заморгал и обиженно поджал губы.
— Особого приглашения ждёшь, Леголас? Ты уже давно мог скакать на моём члене, если бы ты хоть иногда пользовался тем, что между ушей, а не тем, что между ног, — язвительно ухмыльнулся отец и постучал надувшееся чадо по лбу, на котором пролегла трагичная складочка.
Реакция Леголаса не заставила себя ждать.