Машина подъехала к одному из крайних двухэтажных домиков, который был отделен от леса невысоким заборчиком. Заглушив мотор, мать зазвенела ключами, закопошилась в пакетах на соседнем сидении и сурово скомандовала: «Выходи». Тома молча повиновалась.
Маленький зеленый домик встретил их желтыми окнами, распахнутой дверью в сени и лаем собаки на цепи. На пороге показалась бабушка с распростертыми объятиями.
— А вот и моя любимая внученька приехала! — раскудахталась она, выходя навстречу.
«Любимую внученьку не унижают и не бьют ремнем», — хмуро подумала Тома.
От приторности встречи ее на миг перекосило. Она отвернулась, когда бабушка Света стала ее целовать.
— Проходите, стол уже накрыт, — и пожилая женщина с грацией гусыни заковыляла в дом.
— Веди себя нормально, — сквозь зубы прошипела мать, дернув дочь за рукав, и пошла следом за бабушкой.
«Нормально — это как? Хоть бы раз объяснили», — подумала Тома, исподлобья глядя ей вслед.
Нормально — это смеяться и плакать по велению окружающих. Девочка растянула губы в улыбке и шагнула через порог. В нос ударил запах салатов с майонезом, жареного мяса и компота. На тумбочке шумел телевизор, под ногами деда истошно орал жирный кот. Дед — худой человек с густыми бровями и усами, курил возле раскрытого настежь окна, стряхивая на улицу пепел.
— А вот и мы! — нарочито празднично воскликнула мать. — Тетя Нина, поздравляем с днем рождения! Желаем тебе… — и она принялась перечислять стандартный набор, из которого обычно складывается поздравление.
Тома едва не закатила глаза, но всеми силами себя сдержала. Лишь промолвила короткое «С днем рождения».
— Ну, садитесь за стол! — раскатисто ответил дед.
— Садитесь, садитесь. Что пить будешь, Вика? Томке мы компот нальем, — засуетилась тетя Нина.
Тамару усадили с краю стола между бабушкой и матерью. Перед ней поставили тарелку и стакан компота. Она сидела с натянутой улыбкой, которая выглядела на ее лице слишком неестественно, но девочка изображала радость как могла. Мать, видимо, это заметила.
— Ты издеваешься надо мной? — шепотом бросила она.
Улыбка мигом сошла с лица Тамары. Снова она делала что-то не так, но искренне не могла понять, что именно.
— Ты ж просила сделать лицо попроще, — удивленно возразила она впервые за весь прошедший час. — Я не понимаю, чего ты хочешь.
— Я просила сделать лицо попроще, а не разыгрывать спектакль. У тети Нины день рождения. Ты совсем не умеешь радоваться за людей? Правильно, что твой Миша тебя бросил. Какому мальчику такое понравится?
Слова ударили девочку под дых. Она вздрогнула и опустила голову, стараясь скрыть влагу на глазах.
Все вокруг нее хотят, чтобы она вела себя определенным образом. Чувствовала, что они пожелают, делала, что пожелают. Но никто не спрашивает, чего желает и чувствует она сама.
Не удержавшись, Тома всхлипнула.
— Что случилось? — спросила тетя Нина.
— Да не обращайте внимания, — принялась сглаживать ситуацию мать. — С мальчиком поругалась, вот и ноет целый день. У нее же эта модная болезнь — как она там? — депрессия.
— Ой, да будет тебе из-за ерунды такой слезы пускать! Тебе об учебе надо думать, а не о мальчиках, — взялась поучать тетя Нина.
Тома усвоила еще один важный жизненный урок: она должна думать о том, о чем ей скажут взрослые. Увы, у нее это получалось с трудом. Мысли сами собой возвращались к последнему сообщению от Миши. «Мы расстаемся» играло в ее мозгу траурным гимном. И под его неслышные для окружающих звуки она наблюдала за бабушкой, которая нарезала колбасу, за курящим дедом, за мамой, изображающей милую и добрую женщину с виртуозностью прирожденной актрисы, и за тетей Ниной, которая завела свою любимую песню:
— Молодежь нынче никуда не годится. Вот мы мечтали стать инженерами, врачами, учителями, интересовались искусством, старались учиться на одни пятерки.
Тетя Нина принадлежала тому типу людей, которые во главу угла ставят свой возраст и утраченное прошлое. Она предпочитала осуждать все новое и молодое, расхваливая на контрастах старое и ушедшее. В ее понимании нынешние подростки ничем не интересуются, кроме компьютера, и будущего у этого поколения нет, потому что они не разбираются ни в науке, ни в искусстве. Со стороны тетя Нина казалась старым интеллигентом, однако если присмотреться к ней, то окажется, что из композиторов она знает одного только Чайковского, из писателей — стандартный набор фамилий, не знает ни одного иностранного языка и не имеет высшего образования. Однажды Тома подловила тетю Нину на том, что она не может даже примерно пересказать содержание «Капитанской дочки» Пушкина или «Героя нашего времени» Лермонтова, на что та смертельно обиделась и обозвала внучатую племянницу невоспитанной грубиянкой. О том, что ей знаком только Чайковский, девочка узнала случайно, включив однажды на телефоне композиции Шнитке. Когда тетя Нина спросила, кто композитор, Тома назвала фамилию, на что услышала, что все эти немцы и рядом не стояли с нашим русским Чайковским. Тогда внучка поправила ее, сказав, что Шнитке — советский композитор, чем снова обидела женщину. Глинку, Мусоргского и Рахманинова тетя Нина и вовсе не опознала, после чего послала девочку прочь, мол, не отвлекай от дел.