Глава 6, в которой смерть улыбается Пуре
— Проснись… — голос тихий, едва уловимый шелестит, словно ветер в весенней листве.
Пура хмурит брови, недовольно вертит головой. Она не хочет просыпаться, возвращаться в этот безумный мир, полный чудищ. Ей так легко тут, пусть даже это всё сон.
Лёгкий ветер треплет соломенные волосы, руки касаются мягкой травы, изучают тонкие жилочки в листьях. Они как настоящие, живые. Они не пахнут гарью и затхлостью. Они не укутаны в плед из пепла. Живут, дышат. Ярким соком наливаются ягоды, согретые светом. Настоящим.
По лицу пробежал маленький солнечный зайчик, такой ласковый и, кажется, вправду пушистый. Защекотал нос и умчался дальше по своим делам. Догнать бы его, пробежать босыми ногами по влажной земле, каждой клеточкой почувствовать.
Подставить лицо свету, впитать его, пропустить сквозь себя. Смотреть на лазурное небо, подёрнутое такими лёгкими летними облаками, которые, словно мазки начинающего художника, разбросаны неаккуратной рукой по голубому полотну.
Упасть в траву, вдохнуть прохладу, исходящую от земли. Тут бродят золотые букашки. Бабочки, как сестрички, танцуют, хвалятся своим ярким нарядом. Громко стрекочут кузнечики. Тут своя маленькая жизнь, маленький мир, который нельзя сравнить ни с чем…
И всё живое, настоящее…
Темнеет… Жухнет… Рассыпается в пальцах…
— Ну же, вставай!
***
Девушка широко распахнула глаза. В комнате душно и как-то сыро. Стены с потолком будто специально пустились в пляс, не дав возможности рассмотреть их. Поэтому Пуре пришлось сесть, подогнув под себя ноги и укутавшись в одеяло почти с головой.
— Вставай, давай… — девушку мягко потрясли за плечо. — В первый раз ведь, да? Ну привычку иметь нужно. Привычка — вещь полезная. Слышишь? — и снова за плечо трясут. — Тебе поесть нужно. Поняла? Если не есть, совсем сил не будет. Мне распоряжение— тебя покормить. И даже не спорь.
Пура наконец потёрла глаза, справившись с бесконечным гулом в ушах. Приложив ладонь ко лбу, она медленно обернулась на голос, снова замирая и внимательно рассматривая мальчишку, суетившегося рядом с кроватью.
— Ешь. Чего застыла? — паренёк засуетился, подвигая к девушке маленькую тарелочку с серой субстанцией, отдалённо напоминающую овсянку на воде. — Голова болит? Это с непривычки. Поешь и пройдет.
Пура задумчиво смотрела на мальчика, стараясь понять, что вообще происходит. Парень как-то выбивался из общей массы всех тех ужасов, что она уже успела увидеть. Пепельного цвета волосы струились по лицу крупными кудряшками и забавно подрагивали при каждом его движении. Пура даже не заметила, что улыбается, глядя на паренька. А вот он это заметил и отчего-то смутился. Его бледные щёки налились румянцем, и парень как-то обиженно надул губы, опуская голову.
— Чего смотришь? — обиженно выдохнул он. — Знаю… Я — «соломенная голова», — парень вовсе покраснел и демонстративно отвернулся от девушки. Ей даже показалось, что он захлюпал носом.
— Я не хотела тебя обидеть, — Пура встрепенулась, так и не поняв, чем могла его обидеть. — И не соломенная вовсе. Ты хоть солому видел? Это больше ко мне относится, — Пура взъерошила волосы и мягко улыбнулась. Сдвинувшись к краю кровати, девушка ещё раз недоверчиво оглядела предложенную ей тарелку. Аппетита она не вызывала, поэтому снова была отодвинута в сторону. — Лучше скажи, как тебя зовут и где я.
Мальчик обернулся, с интересом посмотрев на Пуру. Но всё же обиженно поджимал губы.
— Меня зовут Пеймон… Но не тот Пеймон, который служит господину. Просто Пеймон, — мальчик прищурился, глядя на девушку. — Ты в покоях господина. И он сказал, что скоро прибудет к тебе. Больше ничего не скажу, пока не поешь, — Пеймон поднялся со стула, прихватив с собой несколько чашек, и направился к двери.
— Такой маленький, а жуткая вредина… — Пура спустила ноги с кровати, усаживаясь поудобнее.
— Я существую уже восемьдесят три года… Это ты маленькая… — парень застыл у дверей, — и худая как гаки… — бросил он, так и не поворачиваясь, и вышел из комнаты, оставив девушку наедине с уже остывшей серой субстанцией в тарелке и размышлениями над рядом совершенно новых для неё слов.