— Ну а теперь приступай, если ты вообще намерен приступать, — сказала она.
— Прошу прощения, мадам, — ответил я, — но я не понимаю. Чего вы от меня желаете?
— О, клянусь сосками Астис! Ты что, не знаешь как... — и она произнесла целый ряд непонятных мне слов, добавив: — Или как это называется на вашей демонической земле?
Я наконец начал понимать:
— Вы имеете в виду совершать половой акт, не так ли, мадам?
— Ха, что это за прекрасный язык! Ну да, именно это.
— Прошу прощения, но меня в школе учили правильному литературному новарскому. Вульгаризмы мне предстоит научиться понимать самому.
— Так, извлекай из-под своей чешуи нужную вещицу и... эй, да ты меняешь цвет!
— Так на нас действуют эмоции, мадам. Уверяю вас, что я наделен соответствующим мужским органом. Только он у нас убирается внутрь, когда нет в нем нужды, а не болтается бесцельно и вульгарно, как у самцов-мужчин. Без сомнения, это и есть причина любопытного обычая — который озадачивал наших философов, — заключающегося в ношении на себе различных предметов даже в самую невыносимую жару. Далее, мы, демоны...
Дульнесса была нетерпелива:
— Хватит с меня лекций. Не можешь, что ли?
— Я не знаю. Хотя я приложу все свои усилия, чтобы дать удовлетворение, но сейчас не брачный сезон, и, кроме того, женская особь Первой Реальности не возбуждает во мне желания.
— Что же во мне не так, паренек-дракон? Я, конечно, уже не так молода, как когда-то, но...
— Дело не в этом, если вы, мадам, извините мне такие слова... Обилие этой вашей мягкой бледной голой кожи делает вас... как бы это сказать... слишком мясистой. Это все равно, что иметь половые отношения с огромной мягкой рыбой... бр! Вот если бы здесь была моя жена Йез с ее хорошенькими клыками и усиками и очаровательной блестящей чешуей...
— Тогда закрой глаза, представь себе, что здесь лежит твоя жена, и попытайся взяться за дело.
Что ж, как говорим мы дома, ничего не испытав — ничего не узнаешь. Огромным усилием воли я заставил появиться свой бесценный мужской орган и наполнил кровью поясницу. Когда ко мне пришла уверенность, что все в порядке, я открыл глаза.
Дульнесса глядела на меня с ужасом.
— Немедленно убери эту мерзость прочь! — закричала она. — О боги! Да он похож на те булавы, которыми крошили друг друга древние рыцари. Ты бы меня просто убил!
— Сожалею, что не могу быть вам полезен, мадам, — сказал я. — Я тоже боялся, что это не покажется вам приятным. Но почему мастер Багардо послал меня с вами? Это похоже на одну из тех бессмысленных шуток, которые так любят изобретать человеческие существа. Если Багардо может удовлетворить большое количество женщин сразу, то, думаю, он должен бы быть рад любой возможности...
— Этот мошенник так о себе говорит, но на самом деле он куда хуже. Последний раз ему пришлось звать на помощь Сиглара. А человек-обезьяна вообще стоит их двоих.
— И все человеческие особи женского рода испытывают потребность в постоянном наполнении?
— Нет, я особый случай. Проклятый Арканиус произвел на меня заклинание за то, что я не хотела иметь с ним дела, — заклинание о ненасытности. Он был грязным старикашкой, и то-то была радость, когда его сцапал демон. Но я так и осталась под действием заклинания, и ни один колдун не может его снять.
— Возможно, со временем его действие сотрется, — сказал я. — С заклинаниями так бывает.
— Может быть, но пока я должна получать свое несколько раз в день, а то я просто с ума схожу.
— Но ведь когда кругом столько жаждущих подсобных рабочих...
— Большая часть их никогда не моется, а я предпочитаю, чтобы мои любовники были чистыми. И все же, если ничего другого не получается... Но вернемся к твоей игре. Сколько тебе дали?
Я рассказал ей о своей потере.
— Ха, — сказала она. — Это похоже на Багардо: сначала дать деньги, а потом отобрать их во время карточной игры.
— Ты хочешь сказать, что он меня обчистил?
— Конечно. А ты как думал?
Я поразмышлял:
— Должно быть, это и было значение уловленной мною вибрации.
— Можешь читать мысли?
— Нет, но различаю вибрации, которые выдают эмоции других существ.
— Сколько он тебе платит?
— Три пенса в день.
Она хрипло рассмеялась:
— Мой дорогой Здим, тебе нужно немедленно идти к Багардо и заставить его удвоить эту сумму: он платит наемным рабочим по шесть пенсов. У тебя снова появятся деньги, а этот бессовестный обманщик получит хороший урок!
Я сделал так, как мне посоветовали. Багардо от всей души посмеялся над рассказом о неудачном обольщении Дульнессы. Это привело его в такое хорошее расположение духа, что он даже согласился повысить мне плату, приняв, конечно, во внимание исчезнувшую половину.
Мы возобновили игру. Я был настороже и ловил волны-предупреждения. Вскоре мне удалось несколько раз добиться преимущества. Багардо пристально посмотрел на меня и сказал:
— Против прухи интеллект бессилен. Как бы там ни было, пора спать. Нам предстоит рано встать — двинемся в Оринкс. Но должен сказать, мастер Здим, что ты овладеваешь искусством игры в скиллет быстрее, чем любой из тех, кого я учил. Ты случайно не читаешь мысли?
— Нет, хозяин. — Мой ответ был правдивым, если слово «мысли» он употреблял в точном значении этого слова, как способ интеллектуального выражения, но с философской точки зрения это слово можно было рассматривать шире, если включать в круг его образов и эмоции, поэтому я добавил: — Принцип нетруден. Как говорят в моем мире, совершенство достигается практикой.
— Очень жаль, что ты не читаешь мыслей, я мог бы использовать это в представлении. А ты запомни: когда появятся посетители, веди себя как настоящий дикарь. Они именно этого и ждут. Рычи, вой, тряси клетку, как будто хочешь дорваться до зевак. Сделай вид, что хочешь сбежать из клетки!
Унгах попробовал вклиниться:
— Босс, я думаю...
— Оставь свои мысли при себе, мастер Обезьяна. Я уверен, что демон свое дело знает.
Оринкс, лежащий вверх по Каимосу от Ира, больше, чем Эвродиум, но меньше, чем Чемниз. Мы планировали провести там два полных дня и дать три представления: два вечером, одно утром. Мы начали с вечернего представления.
Первым «лбом», вошедшим в палатку с чудовищем, был старик с неуверенном походкой. По исходящему от него винному перегару я заподозрил, что нетвердость походки объясняется не одним лишь возрастом. Он неуверенно приблизился к моему фургону и вперился в меня. Я тоже уставился на него, не желая попусту демонстрировать свою ярость, пока не соберется больше публики.
Старик вытащил из пиджака бутылку и отпил из нее. Потом пробормотал:
— Чтоб мне в дерьме потонуть, уже повсюду их вижу. Вон, привидение! Сгинь! Изыди! О боги, дайте мне пить в мире молоко старца, единственное мое утешение!
Он заплакал и побрел прочь, а в палатку хлынули другие зеваки. Когда Багардо сделал свое вступление, я покорно взвыл, зарычал, заскрежетал и принялся трясти решетку. Помня наставления, выбрал два прута и тянул их, пока они не согнулись.
Ближайшие «лбы» отпрянули, но те, кто стоял дальше, подались вперед. Багардо послал мне одобрительную улыбку. Ободренный, я рванулся вперед, как дракон с болот Кшака, и применил всю свою силу.
Прутья подались, один с громким треском вылетел из нижней впадины. Я вырвал его из верхней и отбросил. Потом, как мне было ведено, я просунулся в образовавшееся отверстие и выскочил на землю, рыча на ближайших «лбов».
Конечно, я не намеревался причинить вред посетителям. Но передние «лбы» с ужасающими криками подались назад. Через несколько мгновений толпа превратилась в месиво барахтающихся тел. Обитатели Первой Реальности боролись, вскакивали и снова падали друг на друга, в ужасе крича:
— Дракон на свободе!
Когда они вывалились на улицу, их паническое состояние передалось остальным, и те рванулись к выходу из главного шатра. За все время моего пребывания в Двенадцатой Реальности я никогда не был свидетелем подобного нелепого поведения. Может быть, мы и тугодумы, но подобный сюрприз не сведет нас с ума.