Его тёмно-синие глаза были затенены, и мне показалось, что я вижу полоску крови на его губах. Чья это кровь?
— Потому что я дурак до мозга костей, — прошептал он, и вокруг нас повеяло ночным воздухом. — Потому что я знаю, кто и что ты, и всё равно хочу тебя.
И он поцеловал меня. Его рот был грубым, настойчиво открывая мой, а его твёрдое тело прижало меня к машине, и я почувствовала жар, желание, пронёсшееся сквозь меня, не зная, его это или моё. Он крепко прижался ко мне, я была влажной, просто чувствуя его рот на своём, и если бы он снял с меня одежду и отвёл меня туда, за доки, я бы не протестовала.
Я обняла его за шею, целуя в ответ, мой язык скользнул по его, и он приподнял меня, притягивая ещё ближе к себе. Я обхватила ногами его бёдра, пытаясь приблизиться, закрывая свой разум и свои сомнения, погружаясь в горячее влажное облако желания, которое окутало нас обоих.
Здравый смысл поразил его первым. Он отстранился, и я опустила ноги на землю, позволяя им медленно скользнуть по его телу. Он потянулся и убрал мои руки со своей шеи, отступая назад, его глаза были закрыты, выражение лица было таким холодным и непреклонным, как будто последних нескольких минут не существовало.
— Я отпускаю тебя, — сказал он голосом, лишь слегка огрубевшим от того, что мы делали. — Я бы посоветовал тебе бежать, пока я не передумал.
Я недоверчиво уставилась на него. Как будто этого поцелуя никогда и не было. Может, мне это приснилось. В конце концов, это не имело значения, важно было то, что он отпускал меня.
— Вот так просто? — спросила я.
— Вот так, — сказал он. — Я решил, что убить тебя — это больше хлопот, чем ты стоишь.
Я бы с радостью согласилась с этим. Но я не могла пошевелиться. Я всё ещё чувствовала это странное, магнетическое притяжение, я всё ещё хотела положить свои руки на него, почувствовать его тело, прижатое к моему, его кожу, скользящую по мне. Я оставалась неподвижной, пока его голос не сорвался:
— Я сказал тебе бежать.
А потом я побежала. Навстречу тёмным улицам. Ни кошелька, ни денег, ни паспорта. Ни имени, ни прошлого, ни будущего. Мне было всё равно. Я была жива, и я была свободна. В остальном я потом разберусь.
ТЁМНЫЙ ГОРОД
Глава 4
АЗАЗЕЛЬ СИДЕЛ НА КРАЮ УТЁСА, глядя на бурлящий океан, позволяя прохладному морскому бризу сдуть с его лица слишком длинные волосы. Он закрыл глаза, упиваясь ощущением. В пустом существовании — ощущение ветра, запах океана — были одними из немногих удовольствий, которые он мог испытать.
Почувствовав приближение Разиэля, он вновь открыл глаза. За полтора года, прошедших с тех пор, как Азазель воссоединился с Падшими, Разиэль неоднократно пытался вернуть ему лидерство в Шеоле, но тот упорно отказывался. Разиэль как Альфа и его неординарная жена создали хорошую правящую пару. У Разиэля было больше сострадания, чем Азазель был способен чувствовать, и его жена, хотя она немного перевернула все устои, оказалась тёплым и заботливым Источником.
Теперь он мог смотреть на неё, не испытывая желания убить, даже мог вести с ней короткие разговоры. Потому что она нравилась Саре. Он подозревал, что его жена знала о приближении своей смерти, у Сары часто бывали неожиданные видения, и она уже подготовила почву для того, чтобы Аллегра Уотсон заняла её место. Если Сара одобряла её, он не мог её презирать.
Все оставили его в покое с тех пор, как он вернулся из добровольного изгнания, понимая, что когда он будет готов полностью присоединиться к рядам Падших, он скажет им. Тем временем он проводил дни, изучая старые тексты, разыскивая хоть какой-то намёк на местонахождение Люцифера.
Первый из них, Несущий свет, самый любимый из ангелов Божьих, был первым, кто был наказан, заключён в тюрьму где-то глубоко под землёй в бесконечной тишине. Пока они не найдут его, они будут беспомощны против тирании единственного Архангела, который никогда не был искушён. Уриэль, кровавый, безжалостный и абсолютно беспощадный, был оставлен во главе, когда высшее существо дало человеческой расе свободу воли, а затем удалилось, оставив их одних. Уриэлю было поручено наблюдать за происходящим, но он выполнял лишь самое ужасное, наказывал всех по воле божьей. Эпидемии, уничтожившие две трети населения земного шара — испанка, оспа, холера, — были последовательными подарками для неправедных. Уриэль особенно любил сифилис и СПИД. Наказанием за грех была смерть, а блуд был самым страшным грехом в глазах Уриэля.