— Даже не думай, — пробормотал Азазель себе под нос. — Ты и десяти футов не пройдёшь. Повсюду стоят Полуночники, и они наблюдают за нами. Думаю, с этой минуты они постоянно будут за нами следить.
Я вздрогнула, пораженная одновременно мыслью о том, что они наблюдают, и осознанием того, что Азазель снова прочитал мои мысли. Хотя я предполагала, что достаточно легко догадаться о моих мыслях, пока я крутила головой из стороны в сторону. Я упёрлась пятками в землю, когда мы подошли к старому кирпичному дому, но это мне не помогло мне. Азазель просто потянул меня вверх по ступенькам, втолкнул внутрь и захлопнул за нами дверь, заперев её на ключ.
— Не то чтобы это принесло какую-то пользу, — пробормотал он. — Енох может войти, когда захочет.
— Енох?
— Твой новый поклонник. Предводитель Полуночников. Он не самый лучший враг, которого стоит заводить.
— Он ненавидит тебя.
— Да. И теперь тебя он тоже ненавидит.
Я вздохнула.
— Да, с каждым разом дела всё лучше и лучше. Так скажи мне, что, чёрт возьми, имел в виду Белох?
— Нам лучше поговорить наверху.
Он больше не сжимал мою руку, и я задалась вопросом, будет ли он продолжать принуждать меня, если я буду отпираться. Хотя у меня и в мыслях такого не было. Я хотела получить ответы, и на этот раз он собирался дать их мне, хотя я думала, что он был таким же ангелом, как я была доисторической богиней секса.
Он начал подниматься по лестнице, и я последовала за ним. Я всегда могла ударить его по голове и убежать, независимо от того, сколько Полуночников рыскало вокруг дома.
Одна из дверей была открыта и высокая кровать, такая же, как и в моей комнате, была смята. Наверное, это была его комната, и я изо всех сил старалась не выказывать нежелания войти. В конце концов, мы оба были взрослыми и могли вести разговор, как в спальне, так и в библиотеке.
В одном конце огромной комнаты стоял неудобный на вид викторианский диван, и я подошла и села, совершенно готовая перекрёстно допросить Азазеля.
Азазель приподнял бровь, и мне почти показалось, что я заметила усмешку на его прежде суровых губах. У меня вдруг возникло ощущение, что он ненавидит меня не так сильно, как раньше, хотя я понятия не имела, что заставило его передумать. Он уселся в кресло с высокой спинкой, которое стояло под прямым углом к дивану.
— Почему он назвал тебя ангелом? — я сразу же перешла к делу, не дожидаясь, пока он возьмёт разговор под контроль. — Как по мне, ты вообще не похож на нежного херувима, присматривающего за людьми.
— Вовсе нет, — отрезал он. — Я падший.
Какое-то мгновение я не двигалась. В это я почти поверила, глядя на неземную красоту его бледного лица и холодный гнев в его напряжённом теле.
— Когда?
— Ещё до того, как стали вести летопись времен.
Я стала ломать голову в поисках информации, полученной из когда-то прочитанных мной отрывках.
— Ты Люцифер?
Мне удалось напугать его.
— Что ты знаешь о Люцифере?
— Немного. Он был первым падшим ангелом, не так ли? Любимый ангел Бога, который стал слишком высокомерным и упал с небес, чтобы стать Сатаной.
Я практически видела, как крутятся колесики в омутах его холодных глаз, пока он решал, как много можно мне рассказать.
— И да, и нет, — сказал он, наконец. — Он был любимцем Бога, и его имя означает Несущий свет. Что же касается высокомерия, то это было просто сомнение в божьем выборе уничтожить мужчин, женщин и детей за грех одного человека, Бог часто так делал. Люцифер задавал вопросы и за это его приговорили к вечным мукам. Что же касается Сатаны, то он просто искусственная конструкция, используемая людьми для объяснения действий Бога и архангела Уриэля.
— Ты хочешь сказать, что Бог — это Сатана?
Он вздохнул, явно раздражённый.
— Я говорю тебе, что Сатаны не существует. Он выдумка.
— Как и падшие ангелы, — парировала я.
— Я более чем реален, — сказал он. — Прикоснись ко мне.
Я постаралась не шарахнуться от этой мысли. Я уже прикасалась к нему, и ощущение его гладкой, упругой кожи под моими руками было тревожным.
— Неважно. Я тебе верю.
— Так ты не собираешься спрашивать меня о другой части того, что сказал Белох?
— Я не помню.
Полная ложь. Я точно помнила, что он сказал, и от его слов по моему телу пробежала дрожь, хотя, должна признаться, не от отвращения.
— Он сказал, что не каждый может трахнуть ангела.