И я ненавидела его за это. Он был моим врагом, он ясно дал это понять, и то, что мы только что сделали, для него было просто биологией. То, что раздробило мою душу, было простым инстинктом с его стороны, и я ненавидела, что это было совершенно неважно. Я ненавидела его.
Я остро ощущала его присутствие рядом, он по-прежнему неподвижно сидел, подпершись подушками, с приспущенным на бёдра джинсами. Ничего не делая. Ни протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне, подержать меня. Ни сказав не слова.
Как же мне хотелось расплакаться. Если бы я могла разразиться слезами, может тогда моя реакция стала бы немного слабее, печаль и мощь последнего получаса свелись к приемлемому уровню. Но мои глаза были сухими, и я незряче уставилась в комнату. А затем закрыла глаза и уснула.
ОН НЕ ДВИГАЛСЯ, НЕ МОГ ШЕЛОХНУТЬСЯ. Он сделал то, что должен был сделать, и он неплохо пережил это, слава богу. Он не обратился в демона, просто потому что трахнул одного из них. Он не потерял свою душу, не забыл Сару и не влюбился.
Это был секс. Но вот что его изумило, это то насколько плоха она была в этом. Нет, это было не совсем правдой. То, что они только что разделили — нет, он не хотел думать об этом подобным образом. Они ничего не разделили. То, что они только что сделали, несло в себе будоражащую эротическую мощь, невзирая на её нервозность. Даже Лилит не смогла сымитировать такое сильное смущение, когда он сорвал с неё чёртово полотенце; даже Лилит не могла заставить свою влажную от желания плоть так воспротивиться его вторжению. Она, и правда, не знала, что делает.
А это означало, что потеря памяти была не наигранной, и его отношение к ней выходило за пределы жестокого. Он повернул голову и посмотрел на неё, свернувшуюся в тугой комочек, её глаза были закрыты, и не было следов слёз, но это и не удивительно. Демоны не могли плакать.
Он должен был сказать ей хоть что-нибудь, что-нибудь приятное. Как он полагал, это мог быть её самый первый оргазм, который она испытала, и он знал, что это было разрушительно для женщин. Но он не мог прикоснуться к ней.
Если он притянет её в свои объятия, будет слишком опасно. Слишком опасно нашёптывать успокаивающие слова в спутанные волосы, целовать её мягкую кожу, её грудь. Слишком опасно страстное биение её вены у его рта. Он хотел её, хотел всю её, страсть и секс, и её кровь во рту, но она не была единственной. И никогда не станет единственной.
Даже если она не помнила свою силу, это не означало, что она не имела её в своём распоряжении. Опять же, он семь лет хранил целибат. И нет ничего удивительного, что он чувствовал себя таким же… потрясённым.
Он подождал, пока не был уверен, что она точно уснула, затем встал с кровати, снял джинсы и направился в ванную комнату. Он помылся, рассердившись, что снова возбудился, когда вспомнил, как ощущалось её тело. Вернувшись в комнату, он заметил, что она даже не двигается во сне. Солнце только что начало вставать над Тёмным Городом, и он выключил свет, скользнув обратно в кровать. Во сне она издала тихий звук, очень похожий на сдавленное рыдание, и для него это стало подобно удару.
Он накрыл её одеялом, постаравшись аккуратно сделать это, чтобы не потревожить её. Он лёг на матрац и зарыл глаза. Он ощущал аромат её кожи, привкус секса, запах океана, который всегда цеплялся к нему. Знакомые, уютные запахи. С чего аромат её кожи такой знакомый?
Неважно. Он уснул.
Глава 12
ПРОСНУВШИСЬ, АЗАЗЕЛЬ ОСОЗНАЛ, что он лежит на боку, его тело оберегающе свернулось вокруг неё, но почти не касалось её. Она всё ещё спала. Если бы она знала, что он был так близко, что почти зарылся лицом в её волосы, она бы пошевелилась.
Белох наблюдал за ними. И он это знал. Азазель медленно отодвинулся, не желая разбудить её; медленно, чтобы Белох не почувствовал его гнева. Он повернулся и сел, натянув одеяло до пояса, намеренно заслоняя её от враждебного взгляда Белоха.
Он стоял у самой двери. Не во плоти, конечно. Белох никогда не покидал пределов твердыни своего Тёмного Города, но он мог спроецировать себя почти в любое место в городе. Азазель знал, когда Белох вошёл в комнату, хотя и спал. Слабым утешением было то, что никто не наблюдал за ними в тёмные утренние часы.
Он встретился взглядом с Белохом.
— Готово, — тихо сказал он, надеясь, что не разбудит её. — И я всё равно ничего не чувствую.
— Так оно и есть, — пробормотал Белох слабым глухим голосом, который всегда звучал так, когда тот проецировал своё присутствие. — Так мне тогда забрать её?