Я открыла было рог, чтобы сказать, что все будет по-прежнему, но тут же закрыла: что-то подсказывало мне, что Лайам прав.
— Я тоже этого боялась, — прошептала я.
Лайам взял меня за руку.
— Правда?
Я молча кивнула. Лайам притянул меня к себе и крепко обнял — насколько это вообще возможно, когда стоишь на лыжах.
— Это высасывает из меня жизнь… — пробормотал он.
Я попыталась было рассмеяться, но осеклась, ошеломленная тем, как мой невеселый смех эхом прокатился через проход между деревьями.
— Да уж… бедные мы, бедные. Целую неделю наслаждались потрясающим сексом — а теперь приходится возвращаться к работе. Как мы только это переживем?!
Конечно, это была шутка, но лицо Лайама оставалось серьезным.
— Кстати, раз уж ты напомнила… Это еще одна причина, почему я привел тебя сюда. Чтобы потом, вспоминая эту неделю, у нас перед глазами вставала эта картина…
Я обернулась и окинула взглядом поляну. Луна, поднявшись повыше, зависла в самом центре прохода… она была такая огромная, что, казалось, вот-вот сорвется и, словно шар, покатится по снегу к нашим ногам. Внезапно у меня возникло ощущение, что какие-то невидимые глазу существа, притаившись по ту сторону двери, только и ждут подходящей возможности, чтобы пробраться в наш мир.
— Да, это действительно красиво, — кивнула я.
Мне вдруг страшно захотелось уйти — и чем скорее, тем лучше, — но мне не хотелось обижать Лайама. Как я смогу объяснить ему, чего я боюсь?
— Слушай, становится чертовски холодно. Может, вернемся домой?
— Домой? — переспросил он:
Свет луны отразился в его глазах, когда он повернулся ко мне.
Я догадалась, что он имел в виду: считаю ли я, что это и его дом. В какой-то миг я отчетливо поняла, что тоже этого хочу, что никогда еще не чувствовала себя в «Доме с жимолостью» так уютно, как в эту неделю. Мне вдруг нестерпимо захотелось попросить его переехать ко мне, но я так и не решилась. Вероятно, Лайам почувствовал мою нерешительность, потому что по его лицу вдруг скользнула какая-то тень. Ничего не сказав, он отвернулся. Мы молча отправились в обратный путь, стараясь идти по оставленной нами лыжне, которая уже успела слегка подмерзнуть, пока мы стояли на полянке.
Я изо всех сил отталкивалась палками. По мере того как луна поднималась выше, тени становились все длиннее. Ощущение было такое, будто вслед нам тянутся чьи-то костлявые руки…
Далеко впереди я видела Лайама, идущего по дорожке к «Дому с жимолостью». Может, окликнуть его? — промелькнуло у меня в голове.
Больше всего мне сейчас хотелось побыстрее оказаться рядом с ним на ярко освещенной лужайке перед домом, где не было никаких теней. Но не успела я сделать и нескольких шагов, как какой-то упругий шар, бросившись прямо мне под ноги, вдруг повис, мертвой хваткой вцепившись в мою щиколотку. Я судорожно дернула ногой, чтобы стряхнуть его, и словно примерзла к лыжне. У меня на щиколотке болталась какая-то тварь.
Я вдруг почувствовала, что падаю. Не знаю, каким чудом мне удалось удержаться на ногах, пытаясь избавиться от существа, вцепившегося в мою ногу. Но стоило мне только взмахнуть лыжной палкой, как из лесу выскочил Ральф и, одним прыжком вскочив на спину повисшей на моей ноге призрачной твари, храбро вонзил в нее зубы.
— Ральф! — ахнула я.
Тварь, пронзительно взвизгнув, свалилась, и моя щиколотка приобрела прежний вид. Я снова ахнула, а мой спаситель вместе с призрачным крабом кубарем покатился по снегу, упал в сугроб и скрылся из глаз.
— Калли! — услышала я голос Лайама.
— Сейчас! — отозвалась я, схватила Ральфа, сунула его в карман и бросилась бежать — подальше от этого леса — и опомнилась, только когда рухнула на руки Лайаму.
— Чем ты там занималась?
Я огляделась.
— Так, ничем. Я увидела Ральфа, — пробормотала я, вытаскивая из кармана мышонка. — На него напала… сова.
— Бедный малыш! — Лайам, нагнувшись, осмотрел мышонка, но не стал к нему прикасаться. — Давай отнесем его домой, стати, ты хромаешь.
— Кажется, я подвернула ногу, — сказала я.
Укутав Ральфа потеплее, я уложила его в старую корзинку, отнесла в библиотеку и поставила возле камина.
Осмотрев щиколотку, я увидела, что она покрыта ссадинами и уже успела опухнуть. Странно, но боли я не чувствовала — щиколотка как будто онемела…
Покачав головой, Лайам подсунул мне под ногу подушку, потом сходил на кухню за льдом и сделал мне холодный компресс.
— Хорошенький Новый год! — укоризненно буркнул он. — Думаю, танцы на сегодня отменяются. Ну и Бог с ними — зато у нас есть шампанское.
Он принес из холодильника запотевшую бутылку, достал два бокала, потом откуда-то как по волшебству появились сыр, хлеб и фрукты, и Лайам принялся кормить меня, как ребенка. Меня так трясло, что я выпила залпом два бокала шампанского и только после этого немного успокоилась. Лайам, конечно, твердил, что это от холода, но я-то знала, что холод тут ни при чем: виной всему страх. Почему я так испугалась каких-то теней, и что за существо напало на меня? Выходит, тетушка не ошиблась, сказав, что в Фейрвике для меня скоро станет небезопасно. Как ни печально, но Аделаида снова оказалась права.
Я выпила еще шампанского, а потом Лайам стал кормить меня с ложечки клубникой со взбитыми сливками. Каким-то образом у меня на носу вдруг оказался небольшой холмик взбитых сливок. Лайам нагнулся и быстрым движением слизнул его. Я, развеселившись, мазнула сливками его по губам, так что у него под носом появились белые усы. Кончилось все тем, что он прижался перемазанными сливками губами к моей груди. Я и ахнуть не успела, как он уже расстегнул пуговицы у меня на блузке и проложил цепочку сладких, чуть липких поцелуев вдоль моего живота. Кончиком языка игриво пощекотал пупок, и я со стоном признала свое поражение.
Я попыталась притянуть его к себе, но вместо этого Лайам, отодвинувшись, вдруг подхватил меня на руки.
— Извини, — ухмыльнулся он. — У меня такое чувство, что твой приятель Ральф подглядывает.
Он понес меня к лестнице.
— Между прочим, я могу ходить, — хрипло пробормотала я.
— Извини, как-то слабо в это верится. Мне нравится думать, что ты совершенно беспомощна. И я могу делать с тобой что угодно.
— И что же тебе угодно сделать со мной? — поинтересовалась я, когда он уложил меня на кровать.
Вместо ответа он предпочел мне показать.
Я пришла в себя только спустя несколько часов.
— Эй, а мы не пропустим Новый год?! — перепугалась я.
Лайам уже спал без задних ног. Осторожно выбравшись из постели, я доковыляла до стола и посмотрела на часы. До полуночи оставалось две минуты. Мне вдруг захотелось разбудить Лайама поцелуем, но он так мирно спал, что мне вдруг стало жалко его будить. К тому же за последние несколько часов он тсолько целовал меня, что одним поцелуем можно и пожертвовать, великодушно решила я. Сказать по правде, в плане поцелуев я чувствовала себя полностью удовлетворенной.
Лайам был прав — с наступлением нового года все действительно изменилось. Хотя до начала занятий в колледже оставалась еще целая неделя, город постепенно стал оживать. То тут, то там скребли лопаты — вернувшиеся в городок соседи оживленно перекрикивались, поздравляя друг друга с Новым годом, первым делом принимались расчищать от снега дорожки. Таблички «Закрыто» на дверях магазинов исчезали одна за другой, словом, наша идиллия подошла к концу.
Я заметила перемены и в Лайаме — он стал беспокойным, как будто не находил себе места. По утрам он теперь то и дело исчезал из дому и пропадал надолго — в поисках вдохновения, отшучивался он, — а возвращался еще более взвинченным. Однажды, глядя, как он идет через задний двор, я заметила, как он пару раз сердито оглянулся через плечо, словно разозлившись, что не смог отыскать в лесу тему для своих новых стихов. В другой раз, войдя на кухню, он затравленно покосился на меня — словно лиса, угодившая в капкан. Решив на какое-то время оставить его в покое, я теперь подолгу засиживалась за письменным столом — либо у себя в кабинете, либо в комнате Дэлии Ла Мотт. Меня тоже ждала работа над новой книгой; я пыталась сосредоточиться, но мысли мои были далеко.