— Я тут кое-что заметила, — объявила она, оторвавшись от блокнота, в котором делала пометки — Мне кажется, есть некая связь между дневной нормой мисс Ла Мотт и количеством эротических сцен в романе.
— Неужели? — заинтересовавшись, спросила я.
Усталости сразу как не бывало.
— Да. Вот смотрите…
Я сидела на полу. Подойдя ко мне, Мара опустилась возле меня на колени, протянула мне блокнот, потом потянулась за чем-то, и ее рука на мгновение коснулась моего плеча.
— Я взяла за правило отмечать звездочками каждую любовную сцену. Придумала целую систему: одна звездочка — многозначительный взгляд, две — поцелуй, три — любовные ласки. Конечно, немного упрощенно — наверное, для лучшего понимания нужно было вместо звездочек использовать графические символы, имеющие какое-то отношение к анатомии…
— Нет-нет, — поспешно перебила я. — Мне кажется, я все поняла. И какую же связь ты заметила?
— Вот тут я подсчитывала страницы. В промежутках между многозначительным взглядом и сценой с поцелуем мисс Ла Мотт писала в день в среднем десять — пятнадцать страниц. Этот подсчет я проводила по каждой рукописи.
В доказательство своих слов Мара перелистала блокнот, и я увидела длинные цепочки звездочек.
Как много поцелуев, подумала я, с грустью вспоминая последний поцелуй Лайама. Неужели это и впрямь был его последний поцелуй?!
— Потом, между первым поцелуем и постельной сценой, она уже писала по двадцать — тридцать страниц в день. И еще я заметила, что число страниц плавно возрастает, по мере того как она продвигается от поцелуя к постельной сцене!
— Неужели? — Открытие Мары заставило меня оторваться от мыслей о Лайаме. Взяв у нее блокнот, я принялась перелистывать его. — Знаешь, а это действительно интересно!
— Да, но еще интереснее то, что после описания постельной сцены количество написанных за день страниц тут же снова уменьшается. Я заметила даже, что бывали случаи, когда она пару дней подряд не писала вообще! Как будто выдохлась.
Я пробежала глазами страницы с подсчетами — педантичная Мара каждому роману посвятила отдельную страницу. Она не ошиблась. Тут действительно наблюдалась определенная связь. Ощущение было такое, словно по мере того как нарастало сексуальное напряжение в романе, Дэлия Ла Мотт постепенно возбуждалась, достигая пика работоспособности к моменту, когда ее герои занимались любовью. А потом, выдохшись, испытывала нечто вроде упадка сил, который обычно следует за оргазмом. И отдыхала вместе со своими героями.
— Мара, ты молодец! Это действительно важно! Спасибо.
Мара улыбнулась — такое случалось нечасто — и слегка порозовела. И разом похорошела.
Бедная девочка, сочувственно вздохнула я, надо уделять ей побольше внимания — например, пригласить как-нибудь пообедать со мной. Только не сегодня, украдкой зевнув, решила я. Больше всего мне сейчас хотелось юркнуть в постель, согреться и уснуть.
— Мне бы хотелось просмотреть твои заметки и хорошенько все обдумать, — сказала я, поднимаясь с пола. — Может, прервемся на сегодня?
По лицу Мары скользнула тень разочарования, но потом ей в голову пришла какая-то мысль и она моментально просияла.
— Может, я приду прямо завтра утром? — с надеждой предложила она.
— Конечно, — согласилась я, хотя по утрам мы обычно не работали.
Ничего страшного, по крайней мере не будет времени думать о Лайаме.
Проводив Мару, я налила себе тарелку супа и отнесла в спальню, собираясь почитать перед сном. После ухода Лайама дом как будто опустел. На душе у меня кошки скребли. Заглянув в кабинет, я подошла к окну и бросила взгляд через дорогу, на гостиницу, чтобы посмотреть, горит ли у него свет. Окна его комнаты были темными. Где же он? Перебрался в другую комнату? Или просто спит, измученный после нашей ссоры?
Несмотря на усталость, в эту ночь я так и не смогла уснуть. Половина постели, та, на которой обычно спал Лайам — мы как-то очень быстро договорились, кто с какой стороны предпочитает спать, — пустовала. Я лежала, сжав кулаки, прокручивая в голове наш разговор и гадая, могло ли все сложиться иначе, но только снова и снова попадала в ту же самую западню. Да, я действительно сомневалась, не совершили ли мы ошибку, когда стали жить вместе; я действительно сказала об этом Ники, а кончилось все сценой в кабинете Фрэнка, когда он засунул мне руку под рубашку. Возможно, я должна была объяснить, что просто ищу причину, почему я худею и еле таскаю ноги; а если причина в том, что подсознательно я понимала, что мы совершили ошибку? Может, мы с Лайамом действительно поспешили? В конце концов, что мне известно о нем? В его сердце всегда был тайный уголок, куда он меня не допускал. Что он скрывал от меня? Тоску по Дженни? Мне вдруг вспомнилось, как он вскинул кулак: я была почти уверена, что он собирался ударить меня. Может, я с самого начала почувствовала в нем склонность к насилию? И — опять-таки подсознательно — искала возможность порвать с ним? И поэтому ринулась к Фрэнку обсудить с ним свою догадку о вампирах — в конце концов, поискать на себе следы укусов я могла и сама.
От досады я пнула ногой простыни, сбившиеся в комок, и они свалились на пол.
Спустив ноги с кровати, я подошла к окну. Снегопад перестал, по небу величаво плыла луна, превращая деревья в тощие скелеты, — их тени, протянувшись через засыпанный снегом двор, шевелились на лужайке словно живые. У меня вдруг возникло неприятное чувство, что они пытаются подползти ближе к дому.
Из темноты налетел сильный порыв ветра, и деревья склонились почтительно и благоговейно. И вдруг я увидела, как одна из уродливых теней отделилась от деревьев и стремительно бросилась через лужайку. Что это? Неужели то мерзкое существо, которое напало на меня, когда мы возвращались с Лайамом из леса? Я опрометью бросилась вниз, накинула куртку прямо на ночную сорочку и сунула босые ноги в теплые сапоги. Сетка для ловли рыбы, одолженная мне Суэлой, была на кухне — висела на крючке возле черного входа.
Осторожно приоткрыв заднюю дверь, я выглянула наружу и обшарила взглядом двор, пытаясь рассмотреть, не движется ли что-нибудь в тени. Если эта тварь охотится за Ральфом, она попытается пробраться в дом. Может, она сейчас прячется прямо под дверью?.. Взмахнув сеткой, я на всякий случай провела ею по полу и, только убедившись, что внутри ничего нет, осторожно переступила порог. Окунувшись в лунную ночь, я поспешно захлопнула за собой дверь.
Задний двор был покрыт толстым слоем девственно-белого снега, покрытого замерзшей коркой. В призрачном свете луны она сверкала, словно сахарная глазурь, только не там, куда падала тень. По краям дорожки расползлись тени деревьев: одна, от купальни для птиц, растеклась в самой середине, словно уродливая черная клякса; длинная продолговатая тень протянулась вдоль старой каменной стены в нескольких футах от двери в кухню, а под старой сиренью возле самого края стены шевелился целый клубок теней. Сколько же их! Я осторожно проверила каждую. Ничего!
Из темноты налетел сильный порыв ветра, пронесся над лужайкой, сердито дунул, гоня поземку, взъерошил ветки деревьев… Я подошла поближе, на ходу переступив через тень от старой каменной стены, и заметила в темноте силуэт мужчины…