– Выпьем еще?
– Том, ты когда-нибудь слышал о Фредерике Клэбере?
Софи вернулась c новой порцией напитков. Я глядел в окно, наблюдая за рекой, погрузившись в свои мысли.
– Что? О ком, прости?
– Фредерик Клэбер, – сказала она, передала мне кружку пива и села за стол. – Великий ученый. Первый перевел «Беовульфа».
– Я мало что знаю про «Беовульфа».
Это было правдой. По какой-то причине у родителей не было ни одного издания «Беовульфа», а я никогда особо не желал купить его и прочесть.
Софи явно удивилась.
– Правда?
– Ну, я знаю содержание, а про переводы не особо.
– А хотел бы?
– Давай.
– Тогда слушай. Проблемы с переводом «Беовульфа» мистера Клэбера, – начала Софи, – начинаются со староанглийского слова aglæca.
– Что означает а… – язык свело и он отказался работать, как упрямая лошадь перед препятствием.
– Aglæca.
– Да, вот это слово, что оно означает?
– В этом-то и дело. Никто не знает. Значение его утеряно, поэтому мы можем только предполагать, основываясь на том, как оно используется в тексте. Предположение Клэбера еще в 1922 году было немного… странным.
– В каком смысле?
– Это слово встречается в «Беовульфе» несколько раз. Например, как описание Гренделя, матери Гренделя и дракона.
– Ага, то есть что-то вроде «монстра»?
– А-ха! Мистер Клэбер так и решил. В своей книге, которая, кстати, считается эталонным исследованием «Беовульфа», он переводит слово aglæca как… Секунду. – Софи достала из сумки маленький черный блокнот и листала его, пока не нашла нужную страницу. – «Монстр, демон, исчадие ада». С матерью Гренделя это слово используется немного в другой форме: aglæc-wif.
– Злая женщина?
– Клэбер выбрал миленькое… «тварь» и «женщина-монстр». Все, кто был после Клэбера, тоже недалеко ушли. – Софи перевернула страницу. – Кеннеди называл ее «чудовищной ведьмой», у Траска она «уродливая троллиха», Чикеринг решил, что она «женщина-монстр», а Дональдсон называл ее «женщиной, женой-монстром». Даже Шеймас перевел aglæc-wif как «чудовищная дева ада», можешь поверить?
– Могу, – сказал я. – Не понимаю, в чем проблема.
– В том, что этим словом в поэме также описывают самого Беовульфа. – Софи нарочито громко захлопнула книжку. – Что теперь скажешь?
Я задумался.
– Беовульф ведь не был монстром?
– Нет. И когда этим словом описывается Беовульф, – этим же самым словом, важно заметить, – мистер Фредерик Дж. Клэбер переводит его как «воин, герой».
– Хм.
– Именно.
– Похоже, мистер Клэбер придумывал переводы на ходу.
– Понимаешь, да? Один ученый по имени… – записная книжка снова открылась, – Шерман Кун вполне разумно предположил, что aglæca стоит переводить как «боец, доблестный воин, опасный противник, тот, кто отчаянно борется».
– И ты сейчас будешь мне доказывать, что он прав.
– Буду. Понимаешь, Грендель и дракон явно прописаны как монстры, но в тексте «Беовульфа» нет ничего, что указывало бы на то, что мать Гренделя – «чудовищная дева ада» или «троллиха», – а наоборот. Она – женщина-воин, опытная, сильная женщина, которая во всем равна Беовульфу. Но наш мистер Клэбер, сидя в одиночестве за письменным столом, всего несколькими взмахами пера и парой чернильных букв изменил ее. Превратил данного персонажа в совершенно иного. Низвел ее до твари. Твари! И на следующую сотню лет лишил ее образа всех школьниц, всех молодых девушек в этом мире, которые ищут пример для подражания. Возможно, не на сотню лет, а уже навсегда, ведь что написано пером…
– Как и в ситуации с Марией Магдалиной.
Софи кивнула.
– Как и в ситуации с Марией Магдалиной.
Я уставился в стакан, не зная, что еще добавить. В голове всплыла строчка из Пола Остера: «Одно слово становится другим, одна вещь – другой», – но я промолчал. Секундная стрелка на часах над баром продолжала свой ход, за окном текла Темза, а энтропия вселенной неуклонно возрастала.
– Зачем тебе эта информация про Беовульфа? Книга будет?
Я не стал говорить «кто-то из клиентов пишет про Беовульфа», но, по сути, задал именно этот вопрос, и стоило словам слететь с моих губ, как я уже знал, что Софи не даст ответа.
– Кто-то должен отслеживать такие случаи, – пожала она плечами. – Кстати, Фредерик Дж. Клэбер на самом деле не Фредерик, а Фридрих.
– Ты вроде упомянула тысяча девятьсот двадцать второй. Думаю, это все объясняет.
– Думаю, да. – Софи твердо посмотрела на меня. – Но одно мы можем сказать точно: он, не задумываясь, переписал историю по своему усмотрению.