– Лозунг дня: «Грузи машины!»
От трейлера уже собираются отказаться – слишком хлопотно крепить трос к мотоциклу. Теперь обсуждается идея, чтобы арендовать грузовик с рефрижератором и на нем транспортировать лишние мотоциклы домой. Зачем с рефрижератором? Наверное, для того, чтобы не жарить сломанные машины на летнем солнцепеке, но это полная ерунда…
– Вы видели Старого Берта? – вмешивается новобранец по кличке Отказ. – Не выходит из клозета. Это все вчерашнее чили!
– Я так счастлив, что нахожусь здесь сегодня! – в сопровождении все того же резкого оскорбительного хихиканья. Я представляю себе сосновые щепки, ложащиеся белыми завитками вокруг черных сапог.
Кто-то звонит в наш колокол, и я кричу из окна:
– Это не игрушка! Это пожарный колокол!
– А мы все считаем игрушкой! – отвечает Гарри.
Резкий, отдающийся эхом звук. Это кто-то швырнул нож в насосную станцию.
Снизу раздается голос Доббса. Он громко читает Библию бабушки Уиттиер – историю о неприятностях, которые произошли у Павла с коринфянами двадцать веков тому назад. На его месте я бы вел себя потише и не забывал о тех неприятностях, в которые накануне попал Крутой.
Один из Харли оживает и начинает издавать резкие хриплые звуки. Мотоцикл разворачивается, дает пару сигналов и отбывает. За ним просыпается следующий.
– Эй, ребята, серьезно!
– Хр-хр-хр!
Наша датская гостья Йеннека, мучающаяся такой зубной болью, что никто даже не осмеливается к ней подойти, выходит в полуголом виде к дверному проему кухни и качает головой – в Копенгагене такого варварства не встретишь.
Высокий парень с гипсовой повязкой возвращается обратно, застегивая пряжку ремня.
– Расскажи, что с тобой случилось? – кричит Доббс.
– Упал. Разбился. Попал в больницу, – не оборачиваясь отвечает парень.
Йеннека решает надеть на себя кимоно и покормить уток черствым печеньем.
– Я так счастлив, что нахожусь здесь сегодня! Мотоциклы, кашляя, чихая и ревя, начинают заводиться один за другим – «Вперёёёёёд!». И все снова смолкает. Это Страшный Гарри. Тормоза у него действительно не работают.
Возвращается мотоцикл с трейлером. Какой еще грузовик с рефрижератором?! Никто ничего не говорил о рефрижераторах!
Проходящий мимо Доббс бросает на меня взгляд и качает головой, имея в виду всю эту неразбериху под моим окном.
– Очень напоминают рок-музыкантов, готовящихся к выступлению – вся эта настройка, включения и выключения в поисках верной тональности длятся уже так долго, что местами начинают походить на музыку.
– Ничего подобного, – отвечаю я, но про себя вынужден признаться: эти подлецы действительно пытаются попасть в общую тональность. И может, она даже окажется верной. И мне бы не хотелось пропустить момент, когда от этого грохота наши ржавые ворота наконец распахнутся.
Черный мотоцикл, оставив трейлер, снова исчезает.
– Ну что ты скажешь? Если у меня нет этих долбаных тормозов и смят весь перед? Да пошел ты!
– Мне тоже было не сладко, когда я в прошлую Пасху попал в эту долбаную метель в Рино. Да еще и рука у меня была сломана. Но я почему-то обошелся без трейлера. Сам пошел!
Затем следует шумная перебранка, гудение паяльной лампы и снова звон ножа, вонзающегося в стену.
День становится безразмерным. Легкий ветерок наконец скрывает за облаком Божье око. Парень, который мне кажется теперешним председателем, сидит под деревом, обхватив голову руками.
Ни с того с сего начинает звонко петь жаворонок, и с грязного бетонного покрытия раздаются новые крики:
– Знаешь что…
– Да плевать я хотел.
– Нет, ты послушай.
– Не буду я ничего слушать! Мне нужны колеса.
– У кого есть колеса?
– Кто это там пердит?
– Знаешь что? Я так счастлив…
– Меня занесло на насте, и я чуть не врезался в дизель.
– …что нахожусь здесь…
– У кого есть канифоль?
– …сегодня!
Появляется журналистка, цивилизованный наряд которой тут же вызывает свист и улюлюканье.
– А ну-ка, снимай с себя штанишки!
В стену водокачки снова вонзается нож. Похоже, за попаданиями следуют промахи.
– А где Шалопай? Что-то его давно не травили.
– Где этот маленький чувак?
– Вперед! За ним!
– Он уже слинял, – кричит Доббс из сторожки. – Ушел еще утром в горы, пока вы спали.
– А-а-а… – вырывается вздох разочарования.
Нож попадает в стену.
– Эй, Люцифер, сгоняй до магазина и купи нам чего-нибудь, пока мы ждем.
– Да, какую-нибудь киску.
– Эй ты, в красных штанах, – скука начинает перерастать в злобу, – возьми-ка у меня интервью.
– Давайте доведем этого пса!
И они заставляют одного из пацанов Стюарта мастурбировать. Эякуляция встречается громом аплодисментов.
– А я могу еще лучше!
– Давай, Малыш Лу, давай!
– Ну псина, ты сейчас получишь!
– Bay! Я выиграл!
– Хуй тебе! У Отказа получалось лучше. У него член вылезал длиннее.
– Ну и что? Вам нужно количество или качество? У меня он спустил до самого бревна. Если вас интересует качество, я могу вас всех здесь обделать.
– Люцифер, сбегай за водой.
– Эй, Люцифер!
– Куда он делся, черт побери? Мне надо вымыть руки.
– Он пошел за пивом. Отказ, посмотри, там не видно шланга?
– Знаете что? Давайте посадим сюда эту крошку с зубной болью и посмотрим, сможет ли Стюарт попасть ей в рот.
– Да! Давайте!
Снова появляется черный мотоцикл, который шныряет туда и обратно как вестовой.
Йеннеке склоняется к пруду, пробуя рукой воду. Даже на расстоянии шестидесяти ярдов ее попа сияет как огонь маяка, просвечивая сквозь кимоно.
– А знаете что? Я бы не отказался от шведского стола.
Все снова обсуждают отъезд и выражают беспокойство по поводу полиции. Им удается найти в загоне для козла один шлем, и Страшный Гарри надевает его на голову, после чего опускается на четвереньки и вступает в поединок с Киллером. Любительница животных Йеннеке с возмущенным видом спешит обратно.
– М-м-может, как-нибудь погуляем? – предлагает ей кто-то, сделав неверный вывод из ее появления.
– Не надейся. Я не логопед, так что вряд ли чем-нибудь смогу тебе помочь.
– Где Берт? Кто-нибудь видел Берта?
Выйдя пописать, я обнаруживаю Берта и Гарри, которые прогуливают Цыпу, сушащую волосы после душа. Здесь же стоит переносной проигрыватель – «Отними у меня мое сердце…».
Берт улыбается.
– Еще мгновение, и мы исчезнем, – смущенно произносит он. Берт – единственный из этой компании, с кем я более-менее знаком. Все остальные его ровесники либо разбились, либо покалечились, либо сторчались. Когда-то он был председателем, но теперь предпочитает ездить самостоятельно.
Вернувшись наверх, я слышу рев новых моторов. Через двор идет Гарри с голым животом и разведя руки в разные стороны, словно у него что-то болит. Возможно, старина Киллер таки вмазал ему.
Теперь Берт пытается вернуть к жизни свою машину. Ту самую, с которой несколько лет назад он ездил в Лондон. Девица укладывает проигрыватель в сумку на черном мотоцикле и в задумчивости останавливается. Страшный Гарри выкатывает свой роскошный мотоцикл из гаража и заявляет, что у него снова есть тормоза. Девица переводит взгляд со старого мотоцикла Берта с продавленными сиденьями на сияющую машину Гарри с удобными кожаными подушками и ручкой для заднего седока. Гарри качает головой:
– Ах ты, сука! Он же тебя затрахает!
Она садится к Старому Берту и обнимает его за талию загорелыми руками. Тот удовлетворенно скалится.
Новый грохот, рев, выхлопы, тучи пыли и синего дыма, которые поднимаются все выше и выше… И вот с криками и улюлюканьем все срываются с места, выворачивают на дорогу и устремляются на запад к горе Нибо, а уже там, за пределами видимости, сворачивают на юг, заполняя раскатами грома курящийся воздух.
– Свалили! – квакает Румиочо, когда все исчезают.
Вместе с оседающей пылью на ферме появляются первые признаки цивилизации. Наступившая тишина освежающей грозой обрушивается на ферму.
Я снимаю сапоги и иду надевать мокасины.