– Хочу напомнить, я – один из них. – Прошипел я.
В этот момент я понял, что слишком распустился в разговорах с Биллом. Он – древнее существо, видавшее на порядок больше меня, а я ему перечу и общаюсь совершенно не почтительно, будто с давним другом. Хотя, мне кажется, Билл в этом совсем не нуждается, в моем почтении.
– Сосенка, ты – огромная ошибка в природе. – Я удивленно уставился на Билла, не понимая, что он имеет ввиду. – Ты не можешь ненавидеть Грина при том, что он сделал тебе и твоей сестре. Ты готов отказаться от всего для блага окружающих. Ты не способен нанести большого вреда, по крайней мере осознанно, другому живому существу.
– Откуда ты?…
– Я многое знаю, Сосенка, даже слишком многое. Я – часть тебя.
– Понятно. – Просто ответил я – можно даже не пытаться выяснить подробности, он не расскажет ничего, что я не узнаю сам.
Билл заставил меня задуматься. А ведь я правда навряд ли смогу кого-то покалечить или убить просто, потому что он, она или оно тоже живое. Тоже имеет чувство и хочет жить.
Но когда я начал общаться с Биллом, сам начал замечать, что меняюсь. Я начал врать, повышать голос, грубить, да даже успел покопаться в вещах родной сестры и подстроить адские пытки своим недругам.
– Давай вернемся к дневнику. – Предложил Билл.
– Да. Что мне надо делать?
– Сами страницы ты не смотрел? – Спросил Билл.
– Мельком, только когда фоткал.
– Вспомни свой телефон. Со всем содержимым.
На самом деле, это сложно. Мой телефон у меня уже не первый год и я даже примерно не знаю, что у меня там может быть. Разве, что поверхностно.
– Давай, Сосенка, ты сможешь. – Это прозвучало больше, как издевка, нежели поддержка.
Я напрягся, представляя сам телефон, приложения, программы, игры, все, что только мог.
И тут же в моих руках появился мой черный телефон. Обои, расположение приложений на экране, все было ровно, как в реальности.
– Молодец, делаешь успехи.
– Угу.
Я снял блокировку с галереи и встал, подходя к Биллу, попутно ища фотографию первой страницы.
Качество оставляло желать лучшего, но картинки и буквы разглядеть можно было спокойно.
– Прекрасно, Сосенка.
Он выхватил телефон у меня из рук и принялся изучать содержимое, пока я остался стоять на месте, пытаясь отойти от шока.
– Билл, это мой телефон. Не думаешь, что он должен быть у меня? – Раздраженно спросил я.
– Сосенка, я знаю о тебе больше, чем ты сам. Тебе от меня скрывать нечего.
– И все же.
– Секунду.
Билл быстро листал фотографии, его глаза молниеносно бегали по экрану, пока я стоял за его спиной, пытаясь прочитать хоть одно слово.
– Я закончил. Можешь прочитать сам, но не думаю, что тебе это что-то даст.
– Ты уже прочитал? – Удивленно спросил я. Там было, на секундочку, в районе ста страниц. А прошло не больше нескольких минут.
– Ты недооцениваешь меня, Сосновое Деревце, обидно. – Он театрально накрыл ладонью лоб и прикрыл глаза, тяжко вздыхая.
Я тихо рассмеялся. Иногда Билл становился совсем как ребенок и я даже забывал о том, что он демон, получающий несказанное удовольствие от вида крови и причинения людям немыслимой боли.
Я сел на привычное место под елью и погрузился в чтение. Изучение чего-то подобного, фантастического, нереального, всегда мне нравилось. Думаю, даже слишком сильно.
***
Мэйбл достала коробку, обклеенную наклейками с любимыми единорогами.
В голове Мэй всплыл мутный образ Селестабелль-а-беттабелль. Ее голубоватая бархатная кожа, длинные ноги с серебристыми подковами, радужные грива и хвост, пугающе большие глаза и белоснежный рог.
Если бы расцветка единорожицы была бы немного мрачнее любой без зазрений совести мог бы испугаться.
Мэйбл хихикнула, представив лицо Диппера, увидь он единорога. Из его памяти исчезло все, связанное с другой, волшебной стороной Гравити Фолз. Он не знал, что когда-то был, можно сказать, ее частью.
Она достала личный дневник и ручку. Перед глазами появилась обложка дневника дяди Форда.
Дневник нужно вернуть назад, пока Диппер случайно его не нашел – мало ли, что может случиться и какая нелегкая может занести его в комнату сестры.
А еще Мэйбл было катастрофически стыдно за свои тайны. Они не были какими-то настолько личными или постыдными, но они однозначно важны Дипперу.
Важны магические существа, настоящие дневники, приключения вместе с Мэйбл.
И дядя Форд, которого он забыл.
Форд.
Ему тоже было больно видеть своего потенциального ученика, потерявшим память. Он рассчитывал оставить Диппера у себя, научить изучать аномалии, да в конце-концов, он просто любил его, как племянника, даже как сына. Но был вынужден заставить его полностью забыть о своем существовании.
Каждый раз, когда он об этом задумывался хотелось просто сорваться с места, приехать к Дипперу и вернуть ему воспоминания.
Но потом он вспоминал, почему отнял их и вина за случившееся ложилась на плечи более тяжелым грузом. Эгоистичное желание тут же испарялось, оставляя после себя лишь ноющую боль и кислую вину.
В такие моменты его поддерживал Стэн.
Несмотря на показательное безразличие, Стэн любил брата и готов был помочь ему во многом, даже несмотря на многочисленные ссоры, которые случались чуть ли не каждый день.
Они – братья, близнецы, и этого у них никак не отнять.
И воспоминания о семье неминуемо приводили его к недавнему происшествию с Ханной и Томом.
То, что случилось явно не было случайностью – у Тома за спиной годы практики вождения и ни одного нарушения. Да, все совершают ошибки, даже профессионалы, но Форду было сложно поверить в это.
Просто, потому что, когда с твоей семьей что-то случается, в это всегда сложно поверить. Еще сложнее принять и смириться.
И все, что оставалось делать Форду – помочь им выкарабкаться и вернуться к детям, которым сейчас как никогда нужна родительская поддержка – у Диппера и Мэйбл сейчас сложный возраст, последний учебный год, подготовка к экзаменам – это огромный стресс для молодого организма.
А еще, Форд слишком часто вспоминал, как пришлось мучиться Стэну, чтобы вернуть его в Гравити Фолз.
Стэнли Пайнс никогда не любил заниматься расчетами, вычислениями и прочими вещами, хоть как-то связанными с точными науками. Не считая судоку в вечерней газете, конечно.
Но, тем не менее, Стэн смог сам починить портал, вернуть брата и помог остановить нависший над миром Странногеддон.
Да, было время. Приключения, опасность, новые открытия. Не то, что сейчас – Форд проводил большую часть времени в лаборатории в подвале Хижины Тайн, лишь иногда выходя на свет божий перекусить. Ну а потом снова искусственный свет лампочки в подвальном помещении, многочисленные бумаги и опыты над новыми изобретениями.
Огромным утешением были разговоры с Мэйбл. Форд был рад, что та не винила его в отсутствии памяти у брата, хотя первое время обиженно дула губы. Она не понимала, почему все, что было дорого ей, было дорого им, Форд просто взял и уничтожил.
И восстановить это было нельзя, потому что воспоминания нанесут вред самому Дипперу.
Тут Форд немного преувеличил. Дипперу не будет ровным счетом ничего. Сильная головная боль – да, безусловно, но не больше.
Эта ложь стала веревкой, связывающей Мэйбл по рукам и ногами, не давая сказать Дипперу правду.
И ее обещание. Она дала слово, что будет смотреть, чтобы Диппер ничего не вспомнил, и сообщала Форду о всех странностях, что происходили с братом.
А что происходило с Диппером сейчас, Форд не знал. Мэйбл просто перестала звонить каждую неделю, как раньше. Перестала говорить, что ничего странного не произошло.
За последние несколько месяцев она позвонила лишь раз – узнала кое-что насчет дневника, рассказала про найденную шкатулку, которую Форд передал Тому, и попросила помощи с поиском информации о ней.
Это тоже стало облегчением – раз Мэйбл позвонила и не сказала, что что-то не так, а просто попросила дневник – значит все хорошо.