Когда я, в конце концов, выдохлась и осмотрелась вокруг, то поняла, что деревня с её огнями осталась далеко позади. Я стояла посреди неосвещённой дороги, прижимая замёрзшие руки к груди. Сколь было подвластно взгляду, кругом виднелась одна сплошная степь, которая упиралась в чёрные горы вдали. Я закинула голову и невольно застыла, так прекрасно было бархатное полотно с рассыпанными по нему блёстками иных галактик.
- Здесь бродят волки и медведи, и дикие псы, - я вздрогнула, голос был совсем близко, опасный и немного злой. В темноте Тагар выглядел пугающе, будто бы и правда внеземная сущность, вышедшая из чрева ночи. Я попятилась назад, поддаваясь какому-то необъяснимому порыву страха. - Не делай так больше, это опасно, - он внимательно осмотрел меня с ног до головы, заправил за ухо выбившуюся прядь волос и прошел мимо, направляясь куда-то в сторону леса.
А я стояла и понимала, что ни шагу не смогу сделать в обратную сторону. Руки и ноги ломило, а сил, растраченных на упоительный полуночный бег, совсем не осталось. Напуганная, я чувствовала свое дыхание, смешанное с едким, липким страхом. Я обернулась, но мужчина уже пропал из виду, оставляя меня абсолютно беспомощную одну во тьме.
- Тагар, - неуверенно позвала я в никуда, колыша своим дыханием беспросветную темноту ночи, надеясь, что он не успел уйти далеко. В ответ мне была тишина, давящая, имеющая цвет - индиго-чёрный и запах - горелых поленьев; только совы ухали вдалеке.
Я сделала шаг, ещё шаг, каждый - как по лезвию ножа. Зачем я убежала? Стало немыслимо страшно. Окружающий меня мир вдруг показался декорациями к пугающей средневековой сказке.
- Тагар! - громче и протяжнее, стараясь шагать быстрее; но тело, измученное моими же собственными стараниями, не слушалось меня. Оставалось только снова заплакать. К кому же ещё было взывать, как не к моему могучему телом и духом ангелу-хранителю?
- Тагар, Тагар! - испугавшись своего же собственного эха, я всхлипнула и сделала попытку побежать, отчего со вскриком растянулась на грязной земле, травмируя свои не зажившие руки и сдирая кожу на локтях.
Как маленький волчонок, я снова громко заскулила, по-детски прикладывая трясущиеся от боли пальцы к полным слёз глазам. Теплые ладони накрыли мои плечи со спины, накидывая поверх куртки вторую.
- Я… не могу вста-ать, - жалобно, сквозь череду слёз и всхлипываний.
- Зачем ты убежала? - его голос смягчился, и тон был охровато-розовым, похожим на тон любящего отца, который журил своё дитя.
- Не знаю, - я всхлипнула снова, а когда вес его рук пропал с моих плеч, резко обернулась, - не уходи!
Меня встретили глубокие тёмные глаза с едва заметной горчинкой раздражения, плескавшегося на дне его бездонных зрачков. Он сидел на корточках, упираясь руками в колени и внимательно изучал моё замёрзшее, заплаканное лицо. Тагар тихо вздохнул, поправляя куртку на моих покатых плечах. Она пахла мёдом и табаком, цветочным гречишным мёдом и старым, насыщенным табаком.
Наверное, его губы на вкус были такими же, как мёд - сухими, терпкими, сладкими. Поймав себя на этой мысли, я смутилась и отвела взгляд. Тёплые пальцы сжали мой мокрый от слёз подбородок.
- До дома Зарины идти далеко, пойдем, переночуешь у меня.
Я вздрогнула, будто бы отступивший страх снова вернулся. Мужчина словно почувствовал исходящий от меня испуг и нахмурился, сводя к переносице красивые чёрные брови. Раскрытой ладонью он погладил меня по голове, опуская накопленное в ней от костра тепло на мой открытый, замёрзший лоб.
- Не бойся меня, ты ведь не боишься? - в темноте было не разглядеть его глаз, но сердцем я чувствовала, что в этом низком бархатном голосе кроется правда, - это я нёс тебя на руках девять часов, окровавленную и без сознания, я не причиню тебе боли, - он запустил пальцы в мои волосы, неспешно гладя, успокаивая.
- Я боюсь, - очень тихо, - но верю тебе.
В воцарившемся молчании мы всматривались друг в друга, вдыхая пар, витавший меж нами. Спустя несколько секунд Тагар отстранился, заключил меня в кольцо своих рук и поставил на ноги.
- Сможешь идти?
Я честно сделала несколько шагов вперёд, чтобы снова почти упасть. Ослабевшие от большой резкой нагрузки ноги совсем не держали меня.
- Ясно, - мужчина беззлобно усмехнулся и подхватил меня на руки, - спрячь ладони в куртке, - и я послушно спрятала, опуская лоб на острые ключицы. Да, он так и пах - табаком и мёдом. И хоть я люто ненавидела табак, он пах им так, что хотелось вдыхать этот запах вечно, как бы банально это ни звучало. Мне хотелось льнуть к излучающему тепло и надёжность телу, и я льнула, чувствуя щекой едва шершавую крохотную родинку чуть выше его левой ключицы. Мои волосы щекотали его шею, и она покрылась сетью мурашек, которые проходили от моего тихого, мерного дыхания.
В Омало не было ни звука, только совы ухали, как и раньше, и вдали слышался вой волка, а я всё дышала в шею незнакомого мне цыгана, который оплетал моё испуганное сердце нитями доброты и спокойствия, который, волею судьбы, стал моим ангелом-хранителем, подарившим мне второе рождение. Тагар молчал, и я молчала, только прижимала свои руки к его груди, под моими пальцами быстро билось сердце, казалось, этот стук лечит мои израненные руки…
***
Моя ночь началась с сильных болей во всём теле. Поддавшись мимолетному желанию и пойдя на поводу у собственной глупости, я обрекла себя на ночные мучения, и сейчас сидела у окна, свернувшись калачиком, прижимая к груди пульсирующие от боли запястья. Спать я не могла, хотя меня и клонило в сон, но резь в правой руке не давала даже и шанса на отдых. Я раскачивалась из стороны в сторону, подавляя внутреннее негодование: хотелось то ли корить себя за дурость, то ли в очередной раз разреветься.
Я лишь тяжело вздохнула, пытаясь отвлечься безупречно красивыми видами гор, искрящихся перламутровым снегом.
В двухэтажном доме было темно и тепло. Тагар натаскал дров, чтобы огонь в камине не угасал ни на миг... я слышала, как он шепчется в ночи. Страх снова упасть держал меня от того, чтобы подойти поближе к этому прекрасному зрелищу. В итоге, пересилив себя, я завернулась в длинную мужскую куртку и робко ступила на пол, держась за спинку деревянной кровати. В ногах была сила. Я неуверенно прошлась по ворсистому ковру босиком и мягко осела на расстеленные перед камином шкуры медведей (во мне жила надежда, что шкуры были искусственные, но надежда, всё же, очевидно, была очень мала).
Огонь зашипел, будто бы приветствуя меня. Ярко-рыжие блики ложились на покрытые заживающими ссадинами стопы. Я легла, свернувшись калачиком, прижимая к груди ноющие руки. Подернутым дымкой сна взглядом я наблюдала за игривым танцем языков пламени, который успокаивал и погружал в тёплую полуночную дремоту.
Проснулась я на рассвете, под стук топора, когда на улице ещё было темно и солнце только-только рисовало едва видимые розовые облачка на горизонте. Подвывал алабай, и четко слышалось перешептывание ветра с последней листвой.