Утро пришло ласковое и теплое. Бриджит проснулась одна. Викинги уже уплыли. Не успокоятся, пока не разграбят весь остров. Девушка перекатилась на спину, потянулась и села. Закружилась голова. Слабость от недоедания, конечно. Разве ей не хватает пищи?
Она спала совсем обнаженная и теперь окинула взглядом свое тело, совершенно белое на темном меху шкур. Голубые вены выступили на распухших грудях. Нет, этого не может быть! Но ведь прошли уже все сроки! Да нет, не может быть! Она напрасно беспокоится. Ведь она была так осторожна. Бриджит откинулась на простыни и потянулась за одеждой. И вдруг к горлу подступила тошнота. Она сделала глубокий вдох. Ну вот, теперь лучше. Она слабо улыбнулась. А еще говорят, что Святой Шон делает бесплодной женщину, которая ступит на этот остров.
Ей очень хотелось закутаться в мех и уснуть, но пора было вставать и заниматься делами. Со вздохом она начала натягивать одежду.
Ранульф, беспомощно распростертый на постели, встретил ее улыбкой. Он старательно выговаривал гэльские слова:
— Мой отец оставил подарок. — Он кивнул одному из тех, кто присматривал за ним ночью, и сказал что-то по-норвежски. Человек приподнял его и положил под спину доску, обтянутую овечьей шкурой. Бриджит осмотрела сооружение. Доска была на кожаных петлях, что позволяло закреплять ее под любым углом. Она наклонилась к доске и разглядела языческий знак — молоток!
— Это сделал мой отец! — гордо сказал Ранульф, откинулся на доску и не упал на бок.
— Так вот чем он занимался под дождем. — Бриджит приготовила пищу Ранульфу. Теперь у него был волчий аппетит.
Покончив с делами, она направилась было в библиотеку, но вместо этого повернула к святому источнику.
Она уже чувствовала себя гораздо лучше. Под ногами стлалась мягкая, нежная зеленая трава. При дневном свете источник не казался таким зловещим. В нем отражалось голубое небо. Родник не был глубок. Она могла достать дно, не замочив локтя. Вокруг стоял густой запах мха. Тихо журчала вода, вливаясь в бассейн.
Она попила воды и вытерла лицо.
— Святая Бригитта, помоги мне! Я хотела умереть девственницей. Избавь меня от ребенка! — Она закрыла глаза, чтобы произнести молитву, но унеслась мыслями в прошлое…
Полумрак. Женщина, распростертая на окровавленных опилках. Волосы спутаны, намокли. Лицо землистое. (Бриджит прикусила губу, чтобы сдержать крик.) В воздухе стоит смолистый запах трав, которыми окуривают комнату. Темная фигура приподняла голову женщины, чтобы дать ей напиться. Но та не разжала сухих губ. Дыхание со свистом вырывается из ее груди. Темная фигура заговорила: «Роды прошли очень плохо. Конейль будет оплакивать свою любимую рабыню. Но ее не спасти. Жалко. Она хорошо служила нам».
Бриджит заплакала. Тот ли она выбрала путь? Ступила ли на него из страха или из любви к Господу?
— В этих краях уже ничего не осталось, — заметил Халдор.
Смеркалось. Викинги только что вернулись. Халдор бросил на пол мешок.
— Быстро же вы все разграбили. Герои… Выгнали несчастных из их домов. — Она отодвинулась на край постели, в самый темный угол.
Халдор встал перед ней. От него пахло дымом сожженных домов.
— Если твой народ слаб и не может защитить себя, то он не заслужил лучшей судьбы. — Она вздрогнула. Вдруг он ударит ее? Нельзя бояться! — Ты сама это знаешь. Я не буду бить тебя. Но что тебя тревожит?
«Если я не скажу сейчас, то потом не осмелюсь».
— Я не могу молиться Господу. Церковь поругана, монахи лежат мертвые, и ты держишь меня здесь, как рабыню. — Она посмотрела ему в лицо. — Я лечу твоего сына, ты полностью поручил его моим заботам, а о моих нуждах совсем не думаешь.
Халдор нахмурился.
— Чего же ты хочешь от меня?
— Ты знаешь. Оставь меня в покое. — Она не хотела, чтобы Халдор видел ее слезы.
Он долго смотрел ей в лицо.
— Как хочешь. Мы уплываем на рассвете. На несколько дней. Ты останешься с Ранульфом и двумя ранеными. — Он снял сапоги и посмотрел на нее с удивлением. — Тебе не обязательно спать на полу. Я же сказал, что не прикоснусь к тебе сегодня ночью.
Она колебалась, но потом улеглась вместе с ним.
В небе носились птицы, оглашая своими криками пустынный берег. Корабли викингов уже вышли в глубокие воды. Бриджит свернулась клубочком в мехах.
Когда она проснулась снова, все было уже тихо. Халдор оставил на ее попечение не только сына, но и весь лагерь. Девушка поднялась, борясь с тошнотой, оделась.
Ветры проносились над притихшим островом. Залив, где раньше стояли корабли, опустел. О шатрах, напоминали только следы столбов да вытоптанная трава. На месте большого костра дымились угли. Впервые Бриджит осмелилась взглянуть на башню.
Она стояла нерушимо. Язычники не сожгли ее. И книги в безопасности. Но в ушах еще звучат крики монахов. Их неосвященные могилы на берегу реки уже заросли травой.
Она побрела сквозь утренний туман к дому, где были Ранульф и два друга, ухаживающие за ним.
Теперь она осталась одна с ними тремя. По опухшим лицам юношей она поняла, что пили всю ночь. От Ранульфа она не ждала подвоха, но эти двое из его банды… Это они мучили ее совсем недавно. Она знала всего с десяток норвежских слов, а они совершенно не понимали ее языка.
Она вошла в комнату и показала на корзину.
— Дров! И воды.
Юноша нахмурился, но пошел исполнять ее приказ. Второй сидел в углу, угрюмый. Они боятся Халдора! Девушка сразу успокоилась и занялась Ранульфом. Может быть, она что-нибудь расскажет ему о Христе.
Дни ожидания проходили, а Бриджит не стало лучше. Утренний туман приносил ей мучения. Она проводила много времени с Ранульфом, пытаясь обратить его в истинную веру. Те часы, что она не сидела с больным, Бриджит проводила в библиотеке, а на ночь уходила в пустой шатер Халдора.
Друзья Ранульфа смотрели на нее враждебно, но особых неприятностей не доставляли.
Ранульф уже мог поднимать правую руку, шевелить пальцами правой ноги и даже сам устанавливал наклонную доску. «Халдор сделал ее для своего сына, — подумала Бриджит, пробежав пальцами по вырезанному молотку. — А Конейль не смастерил для меня даже игрушки».
Простыни уже испачкались. Пора стирать. Направляясь к берегу, девушка бросила взгляд на покинутую часовню. Она не заглядывала туда с тех пор, как Ранульфа перенесли в келью. Она прополоскала простыни, расстелила их на камнях и пошла от берега.
В часовне было пусто, пахло тленом. И только распятие из черного дерева тускло сверкало в полутьме. Бриджит встала на колени, перекрестилась, затем поднялась и взяла его. Ранульф не сказал ни слова, когда она поставила распятие над постелью. Его друзья, которые вошли за ней, были испуганы.
Бриджит беспокоилась все больше. Может быть, истории о том, что Шон делает женщин бесплодными, относятся только к его гробнице, а не ко всему острову?
Каждый раз, когда Бриджит кормила Ранульфа или ухаживала за ним, она говорила:
— Я делаю это во имя Господа, — и указывала ему на распятие. Она учила юношу креститься, делая вид, что заставляет его двигать руками.
Когда он кричал от боли, она вкладывала ему в руку распятие и показывала на Христовы раны.
— Ты видишь, как он страдал за нас?
— Я видел раненых людей, — отвечал Ранульф.
Но это было только начало.
В ту ночь Бриджит не могла уснуть в шатре Халдора, в его постели. Она представляла Халдора рядом с собой, и ей даже хотелось, чтобы он был здесь. Девушка встала, опустилась на колени и молилась до тех пор, пока не заломило колени.