— Дездемона? Ты тут? — глупый способ выразить эту мысль. Куда и как она могла бы уйти? — Ты не спишь?
Никакого ответа. Когда он просидел ещё несколько минут, усталый, но недостаточно сонный, чтоб вздремнуть, он почувствовал разочарование. Тигней сказал, что он может ходить по дому, не так ли? Если никто не показал ему, куда тут можно пойти, он просто обнаружит это самостоятельно. Пенрик встал, чтоб исследовать дом.
На этом этаже не было ничего, кроме комнат для слуг. На предыдущем этаже большинство дверей было закрыто, но их было меньше. Одна была открыта и вела в чью-то спальню. Пен позволил себе только заглянуть в неё. Ещё этажом ниже было много открытых дверей, за которыми были рабочие кабинеты, похожие на комнату Тигнея, в которых были люди, однако чем они занимались было для Пена не вполне очевидно. Он просунул голову в большую тихую комнату, которая, как он полагал, находилась как раз над кабинетом Тигнея и замер.
Это была библиотека и Пен никогда в жизни не видел так много книг и свитков в одной комнате. Даже в школе Леди Весны в Гринвелле был всего один единственный книжный шкаф, всё содержимое которого Пен прочёл за время второго года обучения. У его предков не было традиции учения. В Доме Джуральдов были бухгалтерские книги, записи охот и урожаев, несколько книг сказок, зачитанных до того, что в них плохо держались страницы и пара пылящихся томов по теологии. Восхищённый Пен вошёл.
Два длинных письменных стола стояли вдоль двух выходящих на улицу окон, обеспечивая честное разделение света. Один из них занимал парень, выглядевший обнадёживающе немногим старше Пена. Его голова склонилась над работой, перо аккуратно выписывало буквы. Тёмные волосы были подстрижены на армейский манер, как для ношения шлема, хотя не было видно никаких признаков того, что шлем когда-либо оказывался на этой голове. Судя по стопке разлинованных листов слева от него, меньшей стопке исписанных справа и закреплённому в деревянной подставке тому, он был занят копированием книги.
Парень посмотрел на Пена и нахмурился, не радуясь вторжению. Пен попробовал улыбнуться и махнуть рукой, демонстрируя своё дружелюбие, безвредность и готовность поздороваться, но тот лишь промычал что-то и вернулся взглядом к переписываемой странице. Не получив поддержки в своих благих намерениях, Пен перенёс своё внимание на полки.
Один шкаф, простирающийся от пола до потолка, похоже, был посвящён теологии, что было неудивительно в этом месте. Другой был заполнен хрониками, по большей части из отдалённых мест и времён. Пен опасался, что его родная земля была более известна производством сыра, чем своей историей. Несколько хрупких древних свитков лежали на отдельных полках, перевитые шёлковыми лентами, к которым были привязаны маленькие дощечки, на которых были написаны названия. Пен не решился прикасаться к ним. Он с радостью обнаружил коллекцию того, что было похоже на собрание книг со сказками, изрядно зачитанными. Потом высокий шкаф с работами на дартакане, на котором, насколько Пен понимал, его школьные учителя говорили не вполне правильно. Пара полок работ на нечитаемом ибранском, далее целая полка на древнем языке Цедонии с его экзотическими буквами.
Раньше Пен видел только фрагменты этого загадочного языка: на старых монетах или на развалинах древних храмов над дорогой в Гринвелл. Одинокое наследие империи, которая больше тысячи лет назад раскинулась на две тысячи миль от тёплого Цедонийского полуострова до холодного берега Дартаки. Учёные описывали её славу как что-то мимолётное, подобное метеору, но три сотни лет владычества казались Пену не такими уж и мимолётными. Так или иначе, когда сменились поколения, она распалась, разделённая и переделённая между бунтовщиками и военачальниками, так же как и Дартакская империя Великого Аурдара сотнями лет спустя, когда его наследники с ней не справились.
Рука Пена протянулась к книге, переплетённой в промасленную ткань, современной копии, что делало её менее пугающей, с красиво выписанным на корешке загадочным заголовком. Задумавшись о том, кто её переписывал, он дал ей раскрыться в своих руках, просто, чтоб посмотреть на каллиграфию, похожую на вышивку или орнамент и настолько же информативную.
Вместо этого, его глаза выцепили предложение: «В шестой год царствования Императора Летуса, прозванного Инженером за его службу в юности в войсках его дяди, когда он подводил подкопы под укрепления его врагов, до того, как вторая чума сделала его наследником, он повелел построить в городе первый акведук, девять миль от источников в Эпалии, снабжавший водой сады его Императрицы и дающий воду новым фонтанам его столицы и здоровье и радость её обитателям…»
У Пена перехватило дыхание, он зажмурился. Через несколько секунд он снова очень осторожно открыл глаза. Всё те же элегантные чужеродные буквы. Но теперь они стали словами, их смысл становился понятен так же легко, как если бы они были написаны по вилдийски.
— Я могу это читать! — громко прошептал он, удивлённый.
— О, хорошо. Мы надеялись, что ты будешь учиться быстро, — ответила Дездемона.
— Но я не могу этого читать!
— Со временем, — ответила она, — Ты узнаешь большую часть того, что знаем мы. — Пауза. — Это работает в обе стороны.
Пен подобрал челюсть, пытаясь справиться с внезапной нетвёрдостью в ногах. Он мог думать только о том, что ему при этом обмене достанется лучшая часть.
— Если тебе нужна помощь, библиотекарь скоро придёт, — заметил скучающий голос позади него.
— Спасибо, — с трудом выговорил Пен, оборачиваясь и улыбаясь. — Просто… м… разговариваю сам с собой. Дурная привычка. Я не собирался вам мешать.
Парень пожал плечами, но на этот раз не вернулся к переписываемой странице.
— Над чем вы работаете? — поинтересовался Пен, кивая на бумаги.
— Просто сборник сказок, — он презрительно постучал по раскрытому тому ногтем. — Глупости. Важными книгами занимаются старшие дедикаты.
— Я думаю, вы всё равно много узнаёте, занимаясь этим. А вы делаете деревянные пластины, чтоб можно было напечатать много копий? Я слышал, в Мартенсбридже это делают.
— Я похож на резчика? — он протянул свою испачканную чернилами руку. — Так или иначе, эта работа, как и плата за неё тоже достаются старшим.
— А вы дедикат? — рискнул Пен. На писце не было ни шнуров, ни знаков, просто обычная одежда горожанина — рубаха и штаны. — Светский или принёсший клятву?
Тот подёрнул плечами и сморщился.
— Принёсший клятву. Я собираюсь скоро стать аколитом, если все места не достанутся тем, кто сделает богатые приношения.
Насколько Пену приходилось слышать, один из обычных путей в Орден Бастарда состоял в том, что семьи посвящали Храму внебрачных детей, присовокупив к ним средства на их содержание. В случае, когда они были достаточно состоятельными. Бедные подкидыши оставлялись более анонимным и дешёвым способом в приютах. Не желая расспрашивать о подробностях, так как эта тема могла быть для парня болезненной, Пен вместо этого сказал:
— По крайней мере это работа в помещении. Не то что пасти коров.
Парень кисло улыбнулся:
— А ты пастух, деревенский мальчик?
— При необходимости, — поведал Пен. В голосе писца это звучало низким занятием, а вовсе не внезапным праздником, как считал Пен, впрочем, это без сомнения не было его ежедневным занятием.
— И косарь, — добавил он. — Во время сбора урожая ими становятся все, от мала до велика.
Охота в горах была более счастливым занятием. Он был удачлив добывая горных баранов, часто сражая их первой же стрелой, не считая того, что он был самым ловким при доставании добычи с крутых склонов и обрывов. Занятие, к которому слуги поощряли его с подозрительным энтузиазмом. Это была единственная деятельность, которая примиряла Пена с богом, подходящему ему по полу и возрасту. Правило Сына Осени о товариществе по оружию, раз его примером были Дрово и его друзья, было менее привлекательным.
— Пастух. Почему? — пробормотал парень и, безразличный к ответу, снова обмакнул перо в чернила.
Вошла более старшая женщина со стопкой книг. Завязанный в петлю шнур аколита свисал с плеча её белой храмовой одежды, а очки в золотой оправе качались на ленте у шеи. Мартенсбридж был известен своими мастерами стекольщиками. Возможно, в нём обычные люди могут позволить себе такие роскошные приспособления? Это, определённо, должна была быть библиотекарь. Она остановилась и уставилась на Пена скорее заинтересованно, чем враждебно:
— А ты кто такой?
Он кивнул.
— Пенрик кин Джуральд, мэм. Я… посетитель, — это звучало лучше, чем пленник. — Просвещённый Тигней сказал, что я могу перемещаться по дому.
При имени жреца её брови удивлённо приподнялись.
— Действительно.
Пен не мог понять по её тону, считает ли она это плохим или хорошим, но рискнул продолжить:
— Интересно, есть ли у вас книги о волшебстве и демонах. Практические, — осторожно добавил он, чтобы не получить какой-нибудь толстый том в высокопарно-утомительном стиле. Он не видел возможности сделать эту тему скучной, но он читал (хорошо, пытался читать) некоторые работы по теологии с полок Просвещённого Луренца и не мог недооценивать известной занудности храмовых учёных.
Она отступила на шаг и выпрямилась:
— Для всех, кроме имеющих ранг жреца или выше эти книги запрещены. Боюсь, юноша, вы ещё не заслужили нужных шнуров.