Из рассказа Хранителя выяснилось, что глупый мальчишка настолько уверовал в свою неуязвимость, что на спор ввязался в игру под названием «Русская рулетка», забыв видимо, что Каса рядом не было.
Итог оказался плачевным — Кевин вышиб себе мозги, разнеся при этом полчерепа. И если вессель, Престол еще мог исцелить, потратив на это значительную часть своей энергии, то вернуть обратно соседа по подсознанию было не в его компетенции. Смерть звался Всадником не за красивые глаза — договориться с ним было практически невозможно. В результате — Кевин отправился в свой персональный рай, а Кассиэль стал полновластным хозяином сосуда.
С одной стороны это было даже хорошо, но с другой, Кассиэлю было жаль парня — он привык к нему и даже считал его своим другом.
После гибели Кевина, Кас впал в своего рода депрессию. И хотя среди людей, ангелов теперь было довольно много, он чувствовал себя одиноким.
Иногда с ним и вовсе случались моменты слабости, когда тоска наваливалась, и нестерпимо тянуло бросить все, улететь домой и предать забвению все то, чему он стал свидетелем на земле, все, что испытал, позволив ощущениям сосуда затуманить разум и поведать, что означает наслаждение или боль.
Он бы многое отдал, чтобы забыть, как смотрят на него дети — их невинность и чистота давали им истинное зрение, их не обмануть смертной оболочкой. Он никогда бы не пожелал изведать страха и горького отчаяния, что плескалось в людских глазах. В этом мире, в этих людях слишком много одиночества, страданий, звериной злобы и беспомощности. Они запутались, погрязли в ненависти и корысти, ибо в их сердцах не было веры. Лишь безысходность.
Иногда, сидя на крыше старого готического собора, он задумывался о мире, который вот-вот сгорит в огне Армагеддона — грязном, отравленном и захламленном, о войнах, голоде, пороках, безбожии и грехопадении. О людях, погрязших во лжи, насилии и злобе. О семьях, в которых брат войной идет на брата…
За что, во имя Господа, здесь стоило бороться? Что спасать? Здесь не было ничего, кроме боли.
И в ответ на предательские мысли приходили воспоминания: запах травы, шум загородной трассы, росток, пробивший раскаленный асфальт.
Чистый восторг в глазах детей, которые вдруг замечали его крылья.
Вкус дождя на пересохших губах и мальчишескую улыбку Кевина. Промозглый ветер в высоте над крышей храма, туман и сизые облака, ползущие от горизонта к горизонту, оранжевые всполохи заката и интимность прикосновенья.
Поцелуй. Жаркое касанье губ, ответное движение и дрожь, тепло дыхания.
Только ради этого и стоило драться и спасать этот непонятный и противоречивый мир.
* * *
Их было десять.
Шесть демонов и четверо ангелов — его братьев, перешедших на сторону Лилит. И среди них — Уриил. Его давний друг. Он стоял рядом с демоном, будто в насмешку нацепившим на себя шкуру священника. Демон обнимал ангела за талию, а тот и не думал отстраняться.
— Вы только гляньте, — глумливо ухмыльнулся Уриил, — глазам не верю! Кассиэль! Ты ли это?! Каким ветром тебя занесло в наши палестины? Нет, я, конечно, слышал, что на Земле объявился Престол, но мне даже в голову не приходило, что это именно ты. Не поверишь, я очень рад тебя видеть, друг! Азазель, знакомься — мой брат Кассиэль — багровый принц небесного королевства, бесстрашный предводитель ангелов мщения и прочее.
— А я тебя нет. Ты мне больше не друг, Уриил и тем более не брат, — брезгливо поморщился Кас, — только посмотри, во что ты превратился! Стоишь в обнимку с демоном и хоть бы что. Предатель! А ваша идея с восстанием Люцифера?! Как ты не понимаешь, он уничтожит планету вместе с её обитателями.
— Да мне плевать! И вообще — не надо тут строить из себя святую невинность. Ты прекрасно знаешь о моих предпочтениях. И я даже подозреваю, почему ты свел на нет наше с тобой общение. Боялся за свою нежную задницу. Кстати — правильно делал. Я всегда мечтал трахнуть тебя.
— Я бы тоже не отказался от такого, — промурлыкал Азазель, заходя Престолу за спину, — только посмотрите какая лапочка! У меня прямо святые мурашки по коже.
— Это всего лишь оболочка, дорогой, — притворно вздохнул Уриил, — видел бы ты его истинную сущность. Вот где мурашки! Кассиэль у нас один из самых красивых сыновей Господа. Можно сказать — лучшее его творение. Правда, Кас? После Люцифера, конечно. Помнишь его? Как он был силен! А как прекрасен! И за что же Отец отринул его? За что проклял и низвергнул с Небес в геенну огненную? За то, что Люцифер любил его больше всего на свете? За то, что взбунтовался, когда Он, создав людей, велел ангелам преклониться перед этими мелкими безволосыми обезьянами? Полюбить их сильнее, чем его. А когда Люцифер ответил, что не станет этого делать, что эти создания грешны и кровожадны, Отец приказал Михаилу заточить его в Аду. Вот скажи мне, Кас — разве это справедливое наказание, учитывая, что Люцифер был прав! Ты только взгляни, что шесть миллиардов этих гнусных созданий тут натворили!
Кассиэль смотрел на Уриила и думал — что это за времена такие настали, если высшие из ангелов, лучшие солдаты, те, кого он знал на протяжении тысячелетий, становятся врагами, готовыми убить? И убивают. А демоны подчас оказываются порядочнее сынов Господних…
— Ты решил провести для меня урок истории, Уриил? — Престол спокойно стоял, сложив руки на груди, — не трудись понапрасну. У меня хорошая память. И вся эта чушь про сочувствие дьяволу… Люцифер — сволочь вселенских масштабов. Он повел себя как неразумное дитя. «Ах, папочка меня обидел! Растопчу все его игрушки». Ты можешь защищать его сколько угодно. Но мы с тобой знаем правду. Отец любил его больше всех. Больше Михаила. Больше Гавриила. Больше меня… Стоило появиться еще одному ребенку, и он сорвался. Как же — людей полюбили больше чем его! Все это лишь подростковая истерика. И всего то, нужно было — вовремя повзрослеть.
Вокруг стояла гробовая тишина. Ангелы и демоны застыли как изваяния, слушая разговор двух бывших друзей, ставших непримиримыми врагами.
— В любом случае, у тебя есть выбор, Кассиэль, — Уриил свернул беседу на щекотливую тему, — ты же сам видишь — силы слишком не равны. Тебе не выстоять одному. Поэтому у меня к тебе предложение, переходи на нашу сторону. Лилит будет только рада заполучить в свои ряды Престола.
— Иди на хрен, Уриил, — едва сдерживая ярость, посоветовал Кас, — я не предатель. И я на их стороне.
— И кому ты предан, Кас? — Голос Уриила был переполнен ядом. — Людям? Этим жалким земляным червям? Или может быть Михаилу? Ты — игрок высшей лиги, Престол, и я не думаю, что ты позволишь ему командовать собой.
— Людям, Уриил. Людям.
— И ты готов умереть ради горстки насекомых? Почему?
— Потому что Отец был прав. Они, в самом деле, лучше нас.
— Они жалкие порочные недоноски!
— Порочные. Это верно. Но многие пытаются стать лучше. Раскаяться. А уж чего стоят некоторые их чувства! Преданность, самопожертвование, любовь, наконец! Да по сравнению с ними — мы ледяные статуи. Холодные. Бездушные. Прекрасные… К чему вся эта ледяная красота, если мы не может чувствовать даже малой толики того, что дано испытать им. Долгое время я тоже видел в черном, лишь черное, а в белом — белое. Зло во зле, добро в добре.
Но здесь, внизу, в этом сумбурном мире, слишком много красок и оттенков. И теперь я не уверен, что кровь, пролитая во имя высшей цели, белеет. Кровь красная всегда. Поэтому я в игре. И я на их стороне.
— Не вынуждай меня убивать тебя, брат.
— Никто нас ни к чему не принуждает. Мы сами выбираем свой путь. Ты выбрал его, — Кассиэль указал себе за спину, где по-прежнему стоял Азазель.
— Ты еще прекрасней, когда злишься, Кассиэль, — прошептал демон ему в ухо и неожиданно впился в его шею поцелуем, больше напоминающим укус.
От гнева и омерзения Престол начисто потерял над собой контроль.
…Он не помнил само сражение. В себя он пришел только тогда, когда вонзил свой клинок в горло Уриила. Он постоял с минуту, обозревая окрестности, сам поражаясь тому, что только что натворил.