Подобное использование экспертизы в государственных целях в России ныне практически исключено. Источником знания становится сама власть, а роль экспертов в большинстве случаев сводится к обоснованию уже принятых решений и уже запущенных действий.
Процесс превращения запроса на знание в запрос на фактическое обоснование наличия абсолютного знания о реальности у власти легко можно проследить по разнообразным тендерам на разработку аналитики. Уже давно технические задания к ним формируются таким образом, что в явном или неявном виде включают в себя указание на выводы, к которым должны прийти исполнители, то есть фактически заранее формируют экспертизу, право на которую монополизируется заказчиком. Этот процесс проходил достаточно стихийно до момента принятия в июне 2014 года федерального закона «О стратегическом планировании в Российской Федерации», который выстроил полноценную вертикаль стратегического планирования, которая охватила все уровни власти и практически все пространство экспертизы. Закон прямо определил, что цели, приоритеты и задачи развития на всех уровнях власти должны быть согласованы между собой, а стратегии в своей основе стандартизованы.
Большинство регионов, принимая, как того требует федеральный закон, собственные законы «О стратегическом планировании», возложило вопросы стратегического планирования в части его целеполагания и утверждения разработанных стратегий на региональные Правительства, часть регионов — на представительные органы государственной власти.
Дальше всех пошла Ульяновская область, где региональным законом «О правовом регулировании отдельных вопросов, связанных с осуществлением стратегического планирования на уровне Ульяновской области» было прямо установлено, что цели и задачи стратегического управления определяет лично губернатор.
Анализ разработанных в 2015 году региональных и муниципальных стратегий позволил выявить основной принцип утверждения целей и задач, которые вошли в технические задания на разработку документов стратегического планирования. Принцип оказался простым — региональные власти собрали все крупные реализуемые либо планируемые к реализации проекты и уже продекларированные приоритеты и направления развития, и на их базе с учетом федеральных целей и задач сформировали собственные цели и задачи развития регионов.
По очевидным причинам экспертиза при таком подходе оказалась исключена, приоритетом было обоснование собственных действий, которые, в свою очередь, во многом были следствием реакции на предыдущие, порой противоречивые, федеральные сигналы.
В результате разработчики стратегий получили технические задания, которые уже включали в себя все то, что должна обосновывать стратегия. Оставалось лишь подвести под это аргументацию в виде анализа рисков и угроз, стоящих перед регионом. Таким образом, само понятие экспертизы потеряло в этом случае смысл по причине инверсии причинноследственных связей.
Полученные стратегии лишь фиксировали вчерашние реакции на сегодняшние угрозы, будущего времени в них как такового попросту нет. Эти документы, в соответствии с принципом согласования стратегий всех уровней, легли в основу разработки уже муниципальных стратегий, технические задания для разработки которых требовали прямого соответствия региональным. Затем в вертикаль оказались вписаны и отраслевые стратегии, которые регионы стали тоже увязывать с региональными, что зачастую приводило к парадоксальным результатам.
Требование стратегического единства окончательно сформировало пространство квазиэкспертизы, которая не производит знание, а лишь обосновывает заранее известный результат. Особую пикантность ситуации придает то, что и власть никаким стратегическим знанием не обладает, лишь фиксируя и пролонгируя в лучшем случае настоящее, а то и прошлое. Реальная же экспертиза для власти всех уровней оказалась полностью исключена из официальных каналов обратной связи с объектом управления, причем на законодательном уровне.