И именно здесь и скрыт парадокс — выкручиваться за счет местных ресурсов, которые в большинстве случаев являются производными от физической карты. Увеличить торговые площади? Позовем местный «бизнес» - лесопилку и попросим «нарисовать» магазин. Улучшить ситуацию с жильем, при том, что 40% населения муниципалитета в нем фактически не живут, а половина домов стоят вообще пустые? Без проблем — напряжем цементный завод, работающий на местном сырье, пускай построят многоквартирный дом. Для кого? Это уже не важно.
Жизнь по разным картам опасна наступлением точки коллапса — возможна ситуации, когда физическая карта уже не сможет служить для нормальной имитации карты административной. И тогда наружу полезет реальность, являющаяся следствием простого факта «каждое место уникально». К этому власть просто не готова, ибо реальность у нас принято учитывать, имитировать, администрировать, ею управлять, но уж точно не знать.
Новые слободы: как место в пространстве становится равно статусу в государстве
Работные избы, доходные дома и ремесленные кварталы: из населенных на территорию активно формируются новые слободы. Но города от этого не случается.
В Татарстане есть замечательный поселок, который называется Камские поляны. Если не знать о его существовании, то при проезде мимо вполне можно принять его за мираж. Хорошая трасса среди бесконечных однообразных полей, скорость за сто двадцать. Внезапно прямо посреди поля возникает современный микрорайон с домами 90-й серии. Классика советской комплексной застройки — пристроенные универсамы, учреждения соцбыткульта, типовые административные здания. Около обочины въездной знак «Камские поляны». Через десять секунд все кончается — вокруг снова возникает поле. Было ли, аль показалось? Было, и не показалось. Камские поляны строились как город атомщиков вблизи АЭС. Прямо посреди поля, в нескольких десятках километров от ближайших городов. Но атомной слободы не получилось — АЭС (того же типа, что и Чернобыльская) так и не достроили, а люди остались.
Подобных объектов, оставшихся в наследство от советской административно-ведомственной системы расселения, множество - более трети всех городов. Их ныне положено спасать, а спасаемым гордиться статусами, которыми наделяются такие поселения либо государством, либо самими жителями в процессе спасения: моногород, поселок атомщиков, наукоград, ЗАТО и так далее. В идеале гордость должна сопровождаться и потоком федерального финансирования. Все эти жилые точки — не поселения, а населенные пункты. В них люди не поселялись, их населяли. Процесс выглядел следующим образом: ведомство выбирало на карте пункт, в этот пункт административно населялись трудовые ресурсы, а для их обеспечения создавалась «система социально-бытового обеспечения». Процесс населения и обеспечения был унифицированным: и на дальнем севере и на близком юге использовались те же типовые проекты, отличающиеся лишь нюансами, связанными с неизбежностью признания влияния природных условий. Но административная карта всегда была важнее территории: пространство на бумаге неизбежно выглядит однородным. Бумагу наполняла не география, а сеть пунктов наполнения. Населенных пунктов.
Городов как поселений в этой логике существовать не могло. Любой крупный город неизбежно редуцировался до набора населенных пунктов — ведомственных слобод, административным идеалом стремлений которых являлась ресурсная автономность. И этот идеал успешно воплощался в жизнь: отдельные ветки финансирования от профильных министерств, отдельные системы ресурсообеспечения и ресурсовоспроизводства, автономные модели снабжения. То, что подобные слободы оказывались близко друг к другу, никакого сугубо городского наполнения не несло — функциональной разницы между их постройкой в чистом поле либо вблизи других слобод не было. Значимую роль лишь играло соответствие количества и статуса населенных на территорию её административному весу. Таким образом, основной функцией города в подобных системах оказывалось поддержание и усиление административного статуса, для чего распорядители территорий старались придумать самые разнообразные основания.
Слободы наследовали внутреннюю иерархичность родительских ведомств. До уровня директора и его первых замов абсолютно четко соблюдался принцип, который очень метко выразил географ Владимир Каганский: «место в пространстве равно статусу в государстве».
Место в населенном трудовыми ресурсами пункте в полной мере соответствовало ведомственной иерархии — начиная от уровня «директорских» домов, заканчивая распределением квартир по этажам и площади. Директорам во всех крупных городах полагалось селиться в центре в том случае, если слобода не оказывалась полностью автономной. Таким образом подчеркивался их статус ответственных за получение внешних ресурсов. Инерции подобной системы расселения хватило до середины 90-х. Потом постепенно наступило состояние, которое с точки зрения привычной статусности выглядело анархией. Жалобами на беспредел, вызванный вселением в привычные населенные точки «торгашей и коммерсантов», были завалены редакции провинциальных газет, а рефлексия процесса как редукции несправедливости на пространство расселения, занимала важное место в тогдашней общественно-политической повестке.
По мере неизбежного развала системы расселения, которая тянется до сих пор, страсти улеглись, что хорошо заметно по расширению спектра употребления фразы «рынок недвижимости», но никакой новой населенческой структуры долго так и не появлялось. Города с распадом смыслов населенных пунктов не случилось, но и новых слобод не получалось. Жизнь без каркаса — жизнь без статуса. Судя по всему, анархия расселения заканчивается. Процесс идет одновременно с активным формированием из населенных на территорию двух основных групп: народа, который является объектом управления и заботы власти, и активного населения, которое выживает самостоятельно. При этом происходит наследование не советских, а еще дореволюционных практик расселения.
Как известно, до революции не существовало такого института как право собственности на квартиры. Напрямую квартиру купить было невозможно, в ней можно было лишь разместиться. Размещаться можно было самостоятельно за деньги, путем съема жилья в доходных домах, либо размещение могло входить в набор благ, которыми обеспечивалось служение или работа (расквартирование солдат, чиновников, рабочих или служащих). При этом наделение благом квартиры вовсе не всегда было безденежным. Права собственности в современном понимании (т. е. как совокупности возможностей абсолютно самостоятельного распоряжения) существовали лишь на отделенное имущество — отдельные здания и усадьбы. В домах (с усадьбами и без) уже, соответственно, не размещались, а проживали или промышляли.
Существующие историко-антропологические исследования показывают, что тогдашние слободы формировались в первую очередь за счет усадеб и по цеховому принципу.
Ремесленная слобода — набор частных домов с работными избами, в которых занимались ремеслом, кирпичная слобода — набор частных домов с кирпичными ямами для замеса глины и так далее. Исключений в виде промысловиков, размещающихся на квартирах, в провинциальных городах было немного. Подавляющее большинство тех, кто работал самостоятельно, жили в собственных усадьбах, где осуществлялись и домашние промыслы, в которых могли участвовать работники (а не рабочие). А вот люди, которые осуществляли разного рода служения, либо работали по найму (т. е. были рабочими), расквартировывались.