Очень близкие практики наблюдаются и сейчас, причем не без участия государства, реализующего помощь застройщикам под соусом декларируемой заботы о народе. Речь идет о разнообразных мерах государственной поддержки расквартирования, запущенных в последнее время: ипотека с государственным субсидированием, «Жилье для российской семьи», региональные программы субсидирования первоначального взноса по ипотечному кредиту для чиновников и служащих и так далее.
Все эти программы ориентированы исключительно на народ (за небольшим исключением многодетных семей, которые, впрочем, тоже рассматриваются как служащие государственному делу воспроизводства трудовых ресурсов). Активному населению приходится довольствоваться «рыночными» условиями — покупать квартиры, а не расквартировываться, но эта стратегия перестала пользоваться широкой популярностью вне сегмента элитного жилья.
Оказалось, что основными «покупателями» квартир в реализованных в последнее время проектах комплексного жилищного строительства стало две категории людей: «инвесторы», нацеленные на сохранение денег, и народ, который воспользовался возможностями льготного расквартирования. Для коего в ряде случаев не нужно даже начальных денег. Нужно лишь оплачивать расквартирование, что внешне выглядит как уплата ипотечного кредита с субсидированием процентной ставки.
Активное же население, которое выживает самостоятельно, а не осуществляет служения, в последние 2-3 года избирает иную тактику — переселяется в частный сектор, причем зачастую строится самостоятельно. В оборот строительства оказались включены и дачные участки, количество обитаемых домов на которых за последние четыре года выросло не менее чем вдвое.
Основных поводов для выбора такой стратегии два — желание быть максимально независимым от государства (в том числе и от сферы ЖКХ, которую никто и не думает воспринимать как частный бизнес) и необходимость интеграции распределенного жилья для удобства ведения промыслов и выживания путем самообеспечения. Работную избу проще пристроить к собственному дому и спокойно работать, нежели ездить работать в гараж или на базу.
Внешние проявления этого процесса уже очень хорошо заметны, особенно в «исконном» частном секторе, многие улицы которого активно превращаются в ремесленные слободы.
Понятно, что пока никаких цеховых слобод толком не сформировано — картина пока прорисовывается лишь очень крупными мазками: активные/неактивные, квартиры/дома. Но соответствующий процесс идет, причем активно, в том числе и в многоквартирных домах, которые в последнее время все чаще заселяются по ведомственному признаку в полном соответствии с постулатом о месте в пространстве и с учетом статуса в государстве.
Подсечно-огневые инновации
Инновационная риторика, вновь активно всплывшая на волне конкурса инновационных кластеров, скрывает в себе глубоко архаичные представления о времени и пространстве. Которые, впрочем, оставались и остаются неизменными многие столетия, трансформируясь от подсечно-огневого земледелия до подсечного-огневого инновирования.
В чем суть кластерного конкурса Минэка по отбору инновационных кластеров, информация о результатах которого пропала с официального сайта министерства? В распределении 70% распределяемого на создание инфраструктуры кластеров. Остальные 30% растворяются в организационной шелухе по стандартному закону инноваций 70/30.
На практике это означает одно — то, что под инновационными кластерами подразумевается исключительно кусок географии, который необходимо озаборить и застроить, создав при этом внутри зону с режимом — начиная с особого в одной части, заканчивая общим в квази-слободе, необходимой для «концентрации трудовых ресурсов». После этого за счет неизменного чуда синергии в этой зоне должны расцвести стартапы, инновации и новые технологии мирового уровня. Это и есть кластер в российском понимании — знак равенства между совместной работой и диспозицией работающих на озаборенном участке ландшафта. Иначе говоря, логика такова. Чтобы развивалось машиностроение, и все машиностроители взаимодействовали, необходимо их собрать в одну зону. После этого появятся технологии. Чтобы появилась наука, надо собрать ученых в одном месте с особом режимом и озаборить. Чтобы развивались нанотехнологии, следовательно, надо выделить для нан как можно больше квадратных метров, а затем собрать все частицы-наны в этих метрах. Ну и так далее.
В результате должна появиться Силиконовая долина в северных широтах, Массачусетский технологический среди болот и гигантская промзона с роботами посреди заросших полей.
Чем же такие модели так понравились ключевым инноваторам, которые в поисках ответа на вопрос-интеллигентский мем «Как нам обустроить Россию?» набрели на кластер? Внешним соответствием внутренним глубинным представлениям о пространстве. Так уж сложилось исторически, что именно пространство издревле определяло мышление, т. е. было бытием в чистом виде.
Пространственное мышление архаично, но конкретно, так как всегда находит простую географическую точку опоры. Рост государства = росту пространства, увеличение ресурсов = увеличению ресурсов географии, человек — это занятый им кусок пространства, статус = место в пространстве, унификация правил = унификации ландшафтов и так далее. В таком модусе вопрос «Как нам обустроить Россию?» является полным аналогом вопроса «Как застроить Россию?», раз уж роста государства не происходит. Желательно, конечно, застроить именно нам. Все остальное должно появиться само как следствие самого процесса застройки, ибо любые изменения - это исключительно изменения ландшафта.
Так было всегда. И при варягах, и при Петре Великом, и при Александре Миротворце, и при отце народов, и при всех следующих царях: все столбили и строили, что заменяло все остальное. Неудивительно, что идея кластера, переродившись в синоним поместья-зоны, отлично вписалась в мышление с учетом важности фактора «чтобы как у людей». У людей, то есть на загнивающем Западе. Там есть кластер-долина? Значит, и у нас будет: займем пространство, выроем в нем долину, построим, озаборим, населим! В результате неизменно получается зона. А уж в зоне когда-нибудь появится и наполнение «как у людей», пока же -инфраструктура. У нас же тоже такие-всякие игрушки-диковинки как заморские есть!
Суть подобной имитационно-трансформационной логики ничем не отличается от логики подсечно-огневого земледелия. Это не совершенствование культуры посевов, как хочется это представить, а создание очередного поля, на котором должно само вырасти то, что растёт у других.
Главное - выжечь и зачистить. Благо, так было всегда, во все времена, которые никогда не менялись: вместо линии жизни -круг бытия, вместо удобрений — возврат на старые поля, вновь заросшие лесом.
Поэтому только инфраструктура, только стройка, только зона с особым режимом. Только география, только сотки, квадратные метры и гектары — других значимых единиц измерения нет. В них же измеряется и время там, где надо имитировать его течение, — к 2020 году 10 000 гектар инноваций и 10 000 квадратных метров культуры, к 2030 — еще 30 тысяч Га и 100 тысяч «квм».
Именно из подобного и состоят все без исключения проекты, представленные в Минэк регионами. Если откинуть из них актуальную риторику, т. е. ту обертку, в которую ныне принято оборачивать неизменные процессы, то останется только одно — мы застроим географию и изменим ландшафты.
Будущее из прошлого: о чем все это?
Сложившаяся ныне ситуация может быть зафиксирована как расширение пропасти между реальной жизнью и представлениями о ней, которые и являются объектом изменений и измерений. Любые рассуждения о причинах образования этой пропасти (которая, впрочем была всегда) могут завести в ненужные дебри, тем более, что подобные рассуждения обречены быть сугубо спекулятивнополемичными по причине того, что отсутствует проработанный внешний понятийный аппарат, позволяющий рассуждать о них иначе. Поэтому вряд ли стоит глубоко погружаться в эту проблематику, благо ничто не мешает нам в этом случае свободно оперировать не причинами, а динамикой самого процесса, просто признав, что знание о реальной жизни фрагментарно и не востребовано, а представления и интерпретации о ней все дальше удаляются от реального знания.