Скальский и не попытался рвануть наперерез «Юнкерсам». Сбить сложно, сверху тут же навалятся истребители. Ценой себя и машины спасти закопавшуюся в окопы пехоту от нескольких пятидесятикилограммовых бомб? Считаю, он правильно рассудил. По Испании помню — мы их отлавливали на выходе из пикирования. Понятно, что «Мессеры» не проморгают. Но будем решать проблемы по мере их поступления.
Скоро понял, что переоценил поручика. Он рановато ринулся вниз, надеясь перехватить на выравнивании головную «Штуку» или одну из средних. Зачем? Сзади наезжает следующий ганс, и как только у него прояснятся глазки после перегрузки, аккуратно подстрелит из курсового пулемёта МГ. Поэтому я покачал крыльями, предупреждая Анджея о начале приключений, и выписал горку, чуть зацепив нижний край облачности, на что убил лишнюю минуту. Потом крутанул бочку и рассмотрел следующую картину: «Мессеры» собачьей сворой рванули за Скальским, а последний «Юнкерс» перевернулся на спину и свалился в пике. Занавес поднят, герры и паньство, наш выход!
Внизу дым, огонь и прочее непотребство. Сухопутные позиции, по которым отработали «восемьдесят седьмые», становятся неуютным местом — это по Испании знакомо.
Прелесть охоты на «Штуку» в том, что в падении, близком к отвесному, стрелок созерцает чистое небо, пилот — цель и сетку угла пикирования, потом на них наваливается перегрузка, когда машина выходит в горизонталь. Ни черта не слышно, в снижении воет иерихонская труба, пугает пехоту, тональностью рёва рассказывая лётчику про скорость сброса высоты.
Мне же не надо вычерчивать правильную траекторию бомбометания, оттого в глазах не темнеет. Важно лишь рассчитать скорость, чтобы, скользнув над пожухлой осенней травой, вывернуть ему в хвост чуть снизу, в мёртвой зоне задней турели, не врезаться и не проскочить. Если за спиной полторы — две сотни вылетов, не справиться сложно.
«Юнкерс», прошитый метров с пятидесяти в решето, вздрогнул и как ни в чём не бывало продолжил полёт, лишь рыскнув в сторону и сбивая мне прицел. Пресловутая немецкая живучесть и надёжность… Деревянные машинки, особенно старые «Хейнкели» и «Фиаты» испанских времён, в таких случаях вспыхивали радостно, будто ждали и готовились.
Я матюгнулся сквозь зубы. Наверняка экипаж орёт в эфир истребителям: «Ахтунг! Полен!» Не сомнений, что наездники «Мессеров» не подозревали о нашей парочке. К концу второй недели войны появление Скальского с ведомым их удивило, другая двойка — вообще за гранью реальности.
Резким виражом сдёрнул в сторону, чтобы погасить избыток скорости и не вывалиться вперёд на радость его пулемёту, затем крутнул обратно. Всадил длинную очередь вдоль фюзеляжа, вроде хватило. ШКАС — капризная машинка, но пока работает, стреляет быстро. «Чайка» скользнула в каких‑то метрах над «Юнкерсом», оставив факел позади. На миг я представил постно — праведную рожу ангела. Доволен, небожитель? Хотел меня в Королевские ВВС забросить! Две германских души отправляются в преисподнюю, пока Британия только кулаком грозит из‑за океана.
До следующей жертвы метров триста, полный газ, и это расстояние живо уменьшается. Просто сказать — полный газ. Нужно ручки передвинуть, отрегулировав шаг винта, открытие створок, проверить температуру масла. Не представляю, как с техникой начинающие договариваются — на И-15 всё было несравнимо проще. В этой машине управление ей требует массы внимания и телодвижений. На войну и высматривание врага едва хватает времени.
Тут я увидел неприятную тень моего ведомого. Он оторвался и на полном скаку свалился на вторую «Штуку», остервенело поливая сверху из «Гочкисов». «Юнкерс» паф — паф — паф в ответ. Сдуру может повредить польскую «Чайку».
Самое скверное — несёмся на запад, уже над территорией, занятой Вермахтом. Понимая, что Збыха от «Штуки» не оторвать, я догнал немца и ввалил ему. Крепко, бескомпромиссно, пока дымок не заструился. От пожара или форсажа, не стал выяснять, некогда уже. После круто вывернул на восток, Анджей за мной. Что у Станислава — не знаю, из моего поля зрения он исчез.
«Мессеры» настигли нас парой над кварталами Быдгоща. Моему И-153 увернуться — не проблема, на горизонтальном маневре ни один ганс со мной не сравнится. Но убей Бог не хочу терять ведомого. Попробовал подняться к облакам. PZL начал отставать. Видно, заигравшись со «Штукой», перегрел мотор или поймал цилиндрами шальную пулю.
Такая у меня альтернатива. Вариант раз. Немцы приближаются, в тысяче метров над головой спасительные облака, если нырну в них — ауфидерзейн, в сорока километрах Торунь, найду её по компасу вслепую. Но без ведомого. Вариант два, он на уровне психлечебницы — ввязываться в бой с двумя лучшими истребителями в мире, имея огрызок боекомплекта.
Будь проклят, ангел. Ручку на себя, петля… Представляю рой мыслей у обоих гансов. Прямо по курсу — одинокая, дымящая мотором «Чайка», её кучер не спасается с парашютом, а упорно понукает кобылку к стойлу. Второй не сбегает, пользуясь истреблением ведомого, начинает куражиться в пилотаже. «Мессершмитт» с работающим двигателем всегда может выйти из боя. В том его сила — нападать только с выгодного положения, настигая противника, прерывать неудачную атаку по желанию.
Похоже, новички. Прозевали мой выпендрёж, и на нисходящей ветви петли я стрельнул из ШКАСов примерно в сторону ведомого. Крупный калибр не тронул: тот абсурдный случай, когда нужно, чтобы нацист заорал в эфир «Ахтунг!», напугав товарища, а не молча воткнулся в огороды.
Подействовало. Они пальнули по «Чайке» Збыха, как и я по второму номеру — примерно в ту степь, потом резко забрали вверх. В подобные моменты кажется, что подбиты, такой густой белый выхлоп валит на форсаже. Понятно, в вертикали на И-153 за гансами не угнаться. Поэтому небольшая горка, курс чуть южнее, уводя супостатов от Анджея. Ждём — с.
Ударили грамотно. Ведущий приблизился метров на сто, и когда я скольжением, а потом и виражом выпрыгнул у него из прицела, галантно пропуская вперёд, на меня понёсся ведомый внутри траектории моей дуги. Вот тут, честно говоря, пришлось взмокнуть и напрячься, чтобы не обгадиться. Очередь стеганула по крылу, отчего обшивка украсилась прорехами. Я пукнул ему вслед, обнаружив, что ШКАСы отправились на незаслуженный отдых.
Упорные ребята зашли на следующий круг, проводив меня трассами в облачность. Вывалился из неё я только над Вислой, увидев какие‑то незнакомые мелкие городки. Вот куда занесла трусость! Немцы, естественно, так далеко не забрались. Торуньский аэродром обнаружился к северо — западу через четверть часа, когда уровень топлива заметно понизился.
Скальский приземлился раньше меня, рапортовав, что сбил «Штуку», но потерял ведомого. Я в лучшем положении — один «Юнкерс» вчистую мой, второй, то есть сомнительный, подарил Збыху. Он дотянул до базы в полной уверенности, что герой весь из себя и ас среди асов.
«Ass, — ехидно прокомментировал Ваня. — Но и мы отлично слетали».
Я опомнился. «Прости, что не дал порулить. Увлёкся, блин».
«Не в обиде. В другой раз».
С этим другим разом получилось плохо. Заклеить лохмотья перкали на плоскости — плёвое и привычное механикам дело. Скверно с оружием. ШКАСы клинят и со специальными патронами. Если напихать обычных винтовочных 7.62, имевшихся в Польше в достатке ещё с русских времён, проще считать, что взлетел без пулемёта. В крупнокалиберном осталось десять, хватит на одну короткую очередь.
Механики бросали в воздух «рогатывки», полные восторга от рассказа о бое, я кое‑как их успокоил, упросил лишь поставить на плоскости «Гочкисы», снятые с польских аэропланов, и пристрелять на сотню метров.
За синхронный пулемёт они не взялись. Мол, продырявишь себе винт и нас за него на том свете достанешь. Даже не знают, как близки к истине!