Из всего этого сумбурного монолога Конан вынес главное: корабли в море не выходят. Он давно был наслышан о самодурстве местной знати, но перекрыть такой важный порт, как Мессантия, — на это мог решиться только очень сильный человек с огромной властью. Занятый своими мыслями, киммериец не обратил внимания на реакцию своего слуги. Зубник внимательно выслушал всю сумбурную речь хозяйки, не переставая попутно жевать, а затем, удовлетворенно кивнув, выразительно посмотрел на господина.
— Ты хочешь что-то сказать? — удивился Конан, заметив, наконец, обращенный на него взгляд.
— Нам ведь в море надо? — начал Зубник издалека.
— Надо, — терпеливо согласился король.
— А корабли не ходят.
Конан промолчал, надеясь, что так слуга будет развивать свою мысль быстрее. Зубник поудобней уселся на лавке и неторопливо начал рассуждать, получая, видно, огромное удовольствие от того, что сам король внимательно его слушает. Деревенская основательность давала себя знать:
— Корабли не ходят, потому что герцог… — важно обернувшись к хозяевам, зачарованно слушавшим его, Зубник вопросительно поднял бровь.
— Эстепонато, господин, — послушно отозвался Санлукар, догадавшись, что интересуются именем герцога.
— Его светлость Эстепонато расстроен болезнью сына. Значит…
— Значит? — не выдержал занудливого тона слуги Конан.
— Значит, его нужно вылечить! — торжествующе закончил Зубник, шлепнув ложкой по тарелке. Хозяин разочарованно выдохнул и сердито вытер попавшую в глаз овощную кляксу.
— И откуда ты такой умный? Мы здесь сидим и не знаем, как быть, а ты пришел и все объяснил!
— Да я не просто, — растерявшись, проговорил Зубник, — я и сам могу попробовать…
— Ты что, лекарь?
— Вообще-то я по зубам, но горло, наверно, тоже могу…
Хозяин оценивающе рассматривал Зубника. Что и говорить, простодушный паренек не производил впечатления мудрого врачевателя. Санлукар представлял себе лекаря седобородым старцем в синей мантии, вытканной таинственными знаками, и с полным мешком звякающих жутких инструментов. К тому же зубами в Мессантии испокон веков занимались цирюльники, готовые за несколько мелких монет выдрать своими варварскими щипцами хоть всю челюсть. Зубник правильно истолковал его сомнения и попытался говорить более уверенно:
— То есть, я говорю: если что простое, так я везде лечу, а уж зубы — это наше семейное, — чем окончательно сбил с толку Санлукара. Он уж решил было не связываться с ненадежным доктором, чтобы не угодить под гнев герцога, но тут Зубнику пришла в голову, как ему показалось, удачная мысль. Он решил тут же, несходя с места, продемонстрировать свое искусство.
— Да вы не сомневайтесь, господин хозяин, я правда, могу. Хотите, и вас вылечу? — и, не давая тому открыть рот, деловито продолжал: — Вы, ведь, уж третью неделю дурной болезнью маетесь, от жены ночью отказываетесь, верно? — Определив по разинутому рту хозяина, что попал в точку, лекарь радостно засмеялся и, повернувшись к Конану, торжествующе закончил: — Ну, вот, а они не верили!
Лицо киммерийца побагровело от с трудом сдерживаемого смеха. То, что происходило сейчас перед ним, сильно смахивало на первый бой неопытного гладиатора. Лицо Санлукара побелело, как снег, рыжие волосы потускнели, он как будто стал меньше ростом, и даже уютный круглый животик словно опал. Страх выдал его с головой. Маленькими шажками отступая от стола, он судорожно пытался прикрыть руками то голову, то пораженный дурной болезнью орган. Действия хозяйки выдавали большой опыт ведения боевых действий. В одно мгновение в ее руках оказалась увесистая кочерга, и теперь, отрезая Санлукару путь к выходу, она медленно заходила справа. Сидевшие у стены матросы, оторвавшись от своих кружек, с интересом наблюдали за происходящим. В этот момент нервы хозяина не выдержали, и, издав прощальный визг зарезанной свиньи, он кинулся к двери, ведущей в кухню. Грохот падающей посуды и вопли несчастного слились с оглушительным хохотом, потрясшим гостиницу. Смеялись все, кроме Зубника. Он растерянно переводил взгляд с Конана на веселящихся матросов, обескураженный такой неожиданной реакцией на его врачебные познания.
— Так… ты… и это… можешь? — задыхаясь от смеха, с трудом выговорил киммериец.
Зубник внезапно обиделся. На службе в королевском дворце он беспрекословно выполнял любые приказы старшего ловчего, не гнушаясь самой тяжелой- работой, но к своему настоящему призванию относился очень трепетно. У себя в деревне, несмотря на бедность, он был уважаемым человеком. Громовой хохот он принял на свой счет и оскорбился не на шутку.
— Я вам не шут! — перекрывая шум, звонко сказал он. — Я людей лечу! — После чего, натужно краснея, неуклюже вылез из-за стола и с гордо поднятой головой пошел к выходу.
— Постой! — Конан даже не успел подумать, что королю негоже бегать за подданным, он просто видел, что парень здорово обиделся. За свою долгую и бурную жизнь киммериец научился ценить людей и, даже достигнув вершины власти, не стал, к счастью, высокомерным снобом. Догнав Зубника у двери, он дружески хлопнул его по плечу:
— Ты зря рассердился, никто и не думал над тобой смеяться, мы потешаемся над этим рыжим пройдохой Санлукаром. Не уходи, боюсь, твоя помощь ему очень скоро понадобится. — Конан кивнул головой в сторону кухни, откуда доносились звуки ударов и жалобные вопли.
В дверях появилась раскрасневшаяся хозяйка. Она поправила фартук, пригладила растрепавшиеся волосы и почтительно подошла к Зубнику.
— Простите, любезный господин, — голос ее еще немного срывался, — вы, и правда, ему поможете? Ну, от этого… — Румянец еще сильнее запылал у нее на щеках. — Вот ведь, паразит? И когда только успел?
Лекарь, важно расправив плечи, солидно кивнул.
— Ох, да вы и не покушали толком, — спохватилась женщина. — Садитесь, садитесь.
Альехо! Супрас! — Перед ней тотчас же появились двое симпатичных чумазых мальчишек. — Принеси господам вина из дальней бочки, — обратилась она к одному, — да кран потом закрой хорошенько! А ты — беги ко дворцу герцога Эстепонато, скажи: в гостинице «Приют одноглазого» лекарь остановился, хочет сыночка ихнего осмотреть. Только сейчас он занят, вечером прибудет. Запомнил?
Заново накрытый стол приятно отличался от предыдущего. Прекрасное вино, знатные куски мяса и даже огромное блюдо с фруктами, хозяйка лично прислуживала господам путешественникам, не сводя с Зубника взгляда, полного надежды.
После обеда Конан отправился в отведенную им комнату, оставив лекаря разбираться с семейными проблемами «Одноглазого Приюта».
Глава 12
Высокие стены замка не казались мрачными или тяжелыми; искусно выложенные из белого камня, они радовали глаз, а огромные ворота, казалось, для того и были поставлены, чтобы постоянно гостеприимно распахиваться. Нельзя сказать, что Зубнику с Конаном был оказан слишком теплый прием, видно, далеко не первый лекарь переступал порог замка в надежде вылечить сына герцога. Киммериец долго колебался, идти ли ему со слугой: он не хотел ввязываться в это дело, и не потому, что не верил в успех, просто при дворе Эстепонато могли быть люди, знающие короля Аквилонии в лицо. Меньше всего сейчас ему хотелось официальных церемоний, Конану нужен был только корабль и разрешение на выход из порта. Но и оставить Зубника один на один с грозным герцогом он тоже не мог, поэтому через высокие резные ворота киммериец прошел вместе со слугой, надеясь как можно дольше сохранять инкогнито.
Мессантия, стоявшая на перекрестке морских путей, в дельте одной из самых крупных рек материка, каждый день пропускала через себя сотни путешественников и, как бойкая торговка, стоящая в центре рыночной площади, знала все про всех. Здесь всегда можно было узнать новости, — пусть и не самые свежие, — из любого конца света.