Не сводя взгляда с яблока, словно читая на его румяной кожице, Гардевир начал свой рассказ:
— Давным-давно ужасная катастрофа унесла на дно океана огромный материк Атлантиду. Многие погибли, но многим удалось спастись. У атлантов был хороший флот, беженцы сотнями высаживались на новый надежный берег. Никто не знает, как это случилось, но однажды, прошло уже много времени после того, как последний корабль бросил якорь и высадил людей, прибой выбросил на песок бесчувственную женщину. Ее нашли, откачали. Женщина напрочь потеряла память. Она не помнила, кто она, откуда, как оказалась в море. Решили, что ее смыло волной с одного из кораблей, а счастливый случай помог добраться до берега. Никого ее судьба особо не занимала — забот и так хватало. Если бы они знали, кого спасли, то немедленно выбросили бы чудовище обратно в море. Хотя это уже не помогло бы. Прошло время, люди понемногу стали устраиваться на новом месте, но тут их настигла новая беда: однажды ночью ужасной силы землетрясение снесло недавно построенные убогие дома. Из трещин в земле выплескивалась раскаленная лава, заживо сжигая людей. Никто не видел, как на совершенно не тронутом клочке земли при вспышках багрового света эта странная женщина родила двоих детей: мальчика и девочку. Так они и появились на свет — Октогирум и Панора, одни из самых злобных волшебников на земле. Их отцом был Од'О — демон Океана, а матерью — низкая развратная женщина из атлантов, давно уже продавшая не только свое тело, но и душу черным силам.
Од'О — один из самых могущественных демонов на свете. Но вся его сила в воде — от крошечного родника, родившегося из трещины в камне, до страшных океанских штормов. Не поручусь, что именно он приложил руку к ужасной гибели Атлантиды, но знаю, что просто так море никогда не пойдет против земли. Великие Боги, создававшие мир, были мудры и добры. Изначальный Мир пребывал в согласии с самим собой, и только последующие распри Богов и Демонов привнесли в него противоречия и страдания.
Я не знаю, как и когда получил Од'О свою огромную власть над океаном, но то, что это один из самых злобных и дерзких демонов в мире, известно всем живущим ныне волшебникам. Не раз он пытался бросить вызов даже Богам, но, видно, ему не хватало могущества. Все его замыслы отличаются дьявольской изобретательностью. И двое его детей не были плодом любви или страсти к земной женщине, они должны были помочь Од'О утвердиться на земле.
Его дочь — Панора — не отличалась особой магической силой. От матери она унаследовала непомерную похоть, а от отца — демонические знания и ненависть к людям. Ее коньком были всевозможные болезни и хвори, особенно мастерски она насылала мор на скот и губила на корню урожай. Другое дело — Октогирум. Он появился на свет первым, и вся сила страшного землетрясения, унесшего тысячи жизней, перешла к нему. Не зря он был любимцем Од'О, если только этот злодей способен на такое человеческое чувство. Главным развлечением сынка стало переделывание земли. Он мог за ночь сровнять или возвести гору, мог расколоть равнину, — добрый папаша услужливо заполнял трещину водой, — и появлялась новая река…
Но мир давно бы рассыпался в пыль, не будь Великого Равновесия. Раз в пять столетий на земле появляется на свет мальчик, которого, независимо от страны рождения, называют Гардевир. Его главная задача — а последние четыреста лет и моя — следить за братом и сестрой и не давать им вершить свои гнусные дела. Пока все получалось неплохо. Панору даже удалось уничтожить, ну, ты об этом уже знаешь…
Конан, удобно устроившись в кресле и потягивая вино, при этих словах недоуменно взглянул на мага. По лицу старика промелькнуло что-то похожее на улыбку:
— Это та самая злодейка, которую мой пра-пра-прадед ткнул лицом в ее же собственную мерзкую шкатулку. Зубник тебе все правильно рассказал.
Король чуть заметно нахмурился. Забавная история, но уж больно не любил киммериец, когда все так гладко да тесно скручивалось вокруг него. Не заметив недовольства Конана, волшебник продолжал:
— Октогирум был существом на редкость склочным. Кроме гадостей людям он норовил напакостить и своим. Но маги обидчивы и очень мстительны. — Тут взгляд Гардевира стал задумчивым, словно ушедшим в далекое прошлое. — Среди диких гор, почти на границе Гандерланда и Немедии, давным-давно стоял храм. То есть, храмом его называли те немногие люди, которым посчастливилось увидеть это удивительное сооружение на вершине. На самом деле там стоял Магический Замок Демона Небесных Вод. Даже я не знаю его имени. Нечасто он жалует землю своим посещением, хотя каждая капля дождя, пока она еще не упала на землю, повинуется ему, туман над рекой и горячий пар над котлом, облака и грозовые тучи — все в его власти. Он один знает великий секрет Радуги. Демон Небесных Вод — великий меланхолик, всегда равнодушно взирал он на земную суету, может, и не догадываясь, какую лютую ненависть испытывал к нему Од'О. То ли сам Октогирум полез на рожон, то ли папаша подучил способного сынка, но однажды средь бела дня Магический Замок рухнул в пропасть. Весь мир содрогнулся от такого страшного злодеяния. Но и виновник получил свое: превратился в глыбу льда. И поставлен был в самой глубокой пещере в горах, чтобы и памяти о нем не сохранилось. — Гардевир чуть улыбнулся. — Для меня настала спокойная жизнь. Я бродил по земле, придумывал новые цветы, помогал влюбленным, укачивал беспокойных детей. Но вот недавно что-то страшное почудилось мне в багровом закате, а потом и случилось: гора вдруг раскололась ровно пополам, как будто разрезанная ножом. Глыба-Октогирум покатилась прямо на ледник, а оттуда — в реку. Я был далеко, и чуть не опоздал. Ведь замерзшей-то не вода была, а одна сплошная ненависть.
— Ничего не понимаю, — перебил плавный рассказ Гардевира Конан, — ну, понятно, ненависть. Но лед ведь плавает. А она, что — утонула, что ли? Почему мы тут три недели мучаемся?
— Глыбу вынесло на камни немного выше Онды по течению. Хорот там еще мелкий. Она лежала и таяла. Я рассчитал, сколько это будет продолжаться, и не ошибся.
— Подожди-ка, — Конан поразился, что эта мысль не пришла ему в голову раньше, — но если река отравлена, то что сейчас творится внизу, в Мессантии?
— Не тревожься, вода Хорота к тому моменту уже многократно разбавлена другими реками, да и я, — скромно добавил Гардевир, — кое-чем помог тем, кто ниже по течению. Тяжелые испытания выпали только на долю Онды и Тарантии, и тут уж моя вина, не успел.
— Кром! — начал злиться киммериец. — А нельзя было просто расколоть эту ледышку на куски и сплавить, по-быстрому, в море?
— У нас свои правила, — высокомерно ответил старик и откусил-таки яблоко. — Это вы, люди, работаете руками, инструмент магов — голова.
— То-то, из-за твоей головы я чуть не лишился своей столицы, — буркнул Конан. — А каменными пальцами из болота в небо тыкать — это тоже твои штучки? Какой-нибудь недоступный людям вид развлечений?
Гардевир выглядел не просто удивленным, он страшно испугался.
— Где ты видел каменный палец?!
— Я думал, ты знаешь. Не очень далеко от Онды, в лесу, на самом краю болота.
Маг внезапно заторопился. Странно было видеть его суетящимся. Забыв свои трюки с прохождением сквозь стены, он бросился к двери, успев крикнуть на ходу:
— Берегись, Конан! Идут страшные времена!
Киммериец равнодушно посмотрел ему вслед и задумчиво произнес:
— Эх, не зря я этих магов не люблю. Вот, пожалуйста: пришел — не поздоровался, и ушел — не попрощался.
Глава 5
Дверь королевской спальни была приоткрыта. Зенобия, сидевшая на краешке кровати, устала прислушиваться, в коридоре было тихо. С улицы доносились крики, шум и громкое пение — в городе праздновали. С обычной беспечностью людей, только что переживших горе, все радовались избавлению, строили планы на будущее, будто кто-то верно пообещал им: это ваше последнее испытание, дальше вы будете жить долго и счастливо.
Голова была легкая, а настроение бесшабашное, как в юности. За обедом королева выпила несколько бокалов легкого вина. Уходя в спальню из столовой, она спиной почувствовала тот знаменитый взгляд Конана, которым он раздевал любую понравившуюся ему женщину. Но сейчас она была уверена — причиной этому было не простое влечение, подогретое вином. К ней возвращался прежний любящий муж.