Она ждала удивления, но он лишь пожал плечами. Азоль возле ее ног встрепенулся и настороженно зашевелил ушами.
- Если передумаешь, то ты знаешь, где меня найти, - сказал Глеб.
- Я не передумаю.
Чувствуя недоброе, азоль завертел головой, пытаясь отыскать причину происходящего. Его волнение передалось хозяйке. Пытаясь воспользоваться ситуацией, азоль начал поглаживать ее ноги, умоляя станцевать еще один танец.
- Ну, мне, пожалуй, пора, - сказала Полина.
Глеб Гуров кивнул. Азоль испуганно замер, прижался к ногам хозяйки.
Безликий силуэт, окутанный ореолом бледно-голубого свечения, проявился из пустоты. Его суровый взгляд, устремленный на азоля, заставил уродливое существо задрожать. Полина чувствовала, как проходит волнение, чувствовала уверенность в том, что расстаться с Глебом было верным решением. И безликий силуэт возле нее становился все более и более материальным. Он схватил азоля за горло, заставляя его оставить Полину. Азоль сопротивлялся, сопел, скрипел зубами. Люди прощались, а два невидимых для них существа продолжали свою борьбу. Но сегодня у азоля не было шансов. Окутанный бледно-голубым ореолом силуэт сильнее сдавил его горло.
Азоль заскулил, признавая поражение. Традж был слишком силен, чтобы противостоять ему. Но традж не мог лишить это уродливое существо жизни - лишь напугать. Когда из глаз азоля потекли слезы, традж подошел к Полине и сказал ей, что пора уходить.
- Пора уходить, - повторила она его слова Глебу Гурову.
Оставшись без хозяина, азоль тихо заскулил и покосился на изгнавшего его траджа, затем неловко подпрыгнул, упал, распластавшись на брюхе, и пополз к Глебу Гурову. Но маленькому мохнатому уродцу не везло в этот вечер. Безликое существо, находившееся рядом с Глебом, вздрогнуло, проснулось, вспыхнуло бледно-розовым свечением, почувствовав опасность.
Традж Полины воззрился на своего злейшего врага - бульвайка. Оба они заботились о своих подопечных, но каждый делал это по-своему. Если в природе траджа было заложено помочь человеку отыскать цели и надежды внутри себя, то бульвайки помогали людям искать цели извне. Человек, рядом с которым находился бульвайк, становился завистливым, ему всегда было мало того, что он достиг, он всегда хотел большего, стремился к этому, прилагал все силы, что у него были, наполняя тем самым свою жизнь стремлением и смыслом. Что же касается людей, рядом с которыми находились траджи, то они были аморфны, спокойны, их устраивало положение дел, они радовались тому, что у них уже есть и редко помышляли о чем-то большем, если, конечно, рядом с ними не появлялся бульвайк. В такие моменты и начиналась та самая многовековая борьба траджей и бульвайков, исход которой предугадать было невозможно.
Традж Полины не знал, но бульвайк Глеба Гурова уже послал к этой девушке своих соплеменников. Не знала этого и Полина, не чувствовала. Лишившись азоля, она мечтала лишь об одном - исправить ошибки молодости.
- Ты все правильно делаешь, - говорил традж, когда она позвонила сестре Рите и договорилась встретиться. - Тебе скоро двадцать пять. Нужно браться за ум, строить свою жизнь. Кто, как не старшая сестра поможет и даст совет…
Именно так и сказала Полина при встрече.
- Ты хочешь, чтобы я познакомила тебя с мужчиной? - растерялась Рита.
Она долго мерила подозрительным взглядом сестру, с которой в последние годы почти не виделась, не общалась. Два траджа, Риты и Полины, смотрели друг на друга так же недоверчиво. Но в отличие от сестер им не нужны были уловки, хитрости. Они делились друг с другом всем, что знали о своих подопечных, их сокровенными тайнами и желаниями, чтобы впоследствии уберечь эти хрупкие судьбы, сгладив острые углы. И ради того, чтобы мечта человека, рядом с которым они находятся, продолжала жить, каждый из них готов был пойти на что угодно. Любой обман, любое искажение фактов, лишь бы уберечь человека от крушений надежд, от боли, от страданий, которые может причинить ему действительность… Но у траджей всегда был противник - бульвайк.
Он появился, когда Полина вернулась домой - бледно-розовый силуэт, вспыхнувший рядом совершенно внезапно, заполнив сознание гордыней.
- С такой внешностью, как у тебя можно получить гораздо больше, чем есть у твоей сестры, - сказал бульвайк.
Полина задумалась на мгновение, вспоминая семью Риты, затем осторожно кивнула. Находившийся рядом с ней традж молча взирал на появившегося противника, давая тому право сделать первый ход.
- В твоем возрасте у твоей сестры уже были муж, дети и свой дом, - сказал бульвайк.
- Зато ты свободна, - возразил ему традж. - Ты независима. Ты вольна поступать так, как ты хочешь. А она нет.
- Но ты можешь иметь все то, что имеет сестра.
- У тебя и так уже все есть.
- Но у нее есть больше! Вот почему она смотрит на тебя сверху вниз. Всегда смотрела и будет смотреть.
- Она просто переживает за тебя.
- Ты красивее ее, и она завидует тебе…
- Чему завидовать? Я все еще живу с родителями, - тихо сказала Полина.
- И они любят тебя больше, чем твою старшую сестру, - сказали традж и бульвайк в один голос.
- Но всегда приводят ее мне в пример, - грустно подметила Полина.
Она выключила свет и легла в кровать. Традж и бульвайк молчаливо замерли возле нее, позволяя заснуть и не мучиться от противоречивых мыслей всю ночь. Как ни как, они оба заботились о ней, только каждый делал это по-своему.
Глеб Гуров не вспоминал Полину. Если молодая любовница решила расстаться, то так тому и быть. К тому же он уже давно получил от нее все, что хотел, даже больше. Получил от ее тела. Как человек она его не интересовала. Слишком молодая, слишком глупая. Именно так говорил ему бульвайк. Говорил намного раньше, чем Полина решила поставить крест на этих отношениях. Говорил, потому что заботился о Глебе, оберегал его, заранее предвидя конец этой истории. Благодаря этому, сейчас, когда Полина вычеркнула себя из его жизни, Глеб Гуров не остался один. У него была Лизавета Степченко - зрелая замужняя женщина из высшего общества, куда Глебу Гурову путь был закрыт. Но именно это и подкупало в Лизавете - красота, высокое положение, ум. Эта женщина могла выбрать себе в любовники кого угодно, но выбрала его - Глеба Гурова. Об этом говорил ему бульвайк по несколько раз на дню, заставляя гордиться собой, уважать себя. Но потом этого стало мало. Мало для бульвайка. Мало для Глеба Гурова. Несколько раз в месяц Лизавета приходила к нему домой, проводила с ним пару часов, а затем исчезала, растворяясь в вечерних сумерках.
Но встречи с Лизаветой несли нечто большее, чем мог себе представить Глеб Гуров. Каждую встречу, каждую проведенную с ней ночь, он чувствовал себя другим человеком, понимал это, но не мог объяснить. Что-то менялось внутри него, словно какая-то часть его беспокойного сознания ретировалась при виде этой женщины. Это происходило потому, что находившийся рядом с Лизаветой демон делал бульвайка беспомощным, лишал его сил. И даже после, когда демона не было рядом, бульвайк долгое оставался слабым. Что касается демона, то он даже не замечал его. Для него это был не более чем безликий силуэт, ореол которого неизбежно погаснет в его присутствии. И ни один традж, ни один бульвайк не мог в одиночку противостоять этому. Опекаемый ими человек неизбежно оставался один. Таково было положение вещей. Там, где жили ангелы и демоны, не было места траджам и бульвайкам.
Но бульвайк Глеба Гурова не собирался сдаваться. Он сам выбрал эту женщину, потому что рядом с ней был демон. Выбрал, желая испытать себя. Испытать весь свой род. Он жаждал борьбы и собирал для этого своих соплеменников, приводил их к Глебу Гурову. И вместе они строили план предстоящего сражения, надеясь, что беспечность демона сыграет с ним злую шутку.
Это был дерзкий замысел, который сводил Глеба Гурова с ума. Бульвайки превратили его в пешку в этой игре. Их собиралось все больше и больше. Они шумели и галдели. В голове творился хаос. Чем настойчивее Глеб Гуров пытался не думать о Лизавете, тем больше мыслей о ней заполняло его сознание. Он вспоминал ее, когда ехал на машине, вспоминал, когда ложился спать, вспоминал во сне. Она была повсюду. Слишком многое напоминало о ней. Здесь они познакомились. Здесь она сидела, когда он сделал ей первый комплимент. Здесь они занимались любовью. Здесь просто молчали, потому что это был один из тех моментов, когда слова совсем не нужны…