— А если он просто хотел узнать строение их организма?
— А если он захочет узнать строение организма больного?
— Что ж, — рассмеялся Найл. — Вы меня убедили. Духовник должен иметь право разрешать или запрещать какие-то из занятий своим прихожанам. Кстати, когда-то, очень давно, советы городов избирались именно по этим принципам. Но только советников было не семнадцать.
— Такова воля небес. Только семнадцать достойных смогли сохранить стремление к знанию и честному труду, только их приютили звезды. Все остальные оказались поражены карающей дланью, а их черные тени бродят по земле, мучимые черной завистью к делам людским.
— Однако, — покачал головою правитель. Если из сотен миллионов вознестись удалось только семнадцати, то черные тени должны заполонять все вокруг, как вода во время ливня…
Посланник запнулся, впервые обратив внимание на очевидную вещь, которая раньше ускользала от его сознания.
— Демонов много, они хитры и изворотливы, — ответил священник. Но вера способна открыть глаза на их хитрости, уберечься от их происков и сохранить плоды труда своего и чистоту души своей.
— Я ценю людей с чистой душой, отец Теор, — кивнул Найл. — Я буду рад, если их станет больше в моем городе. Поэтому я разрешаю вам основать здесь храм Семнадцати Богов. Но не забывайте, что здешние земли находятся под покровительством Великой Богини Дельты! Если вы попытаетесь опорочить ее имя, то гнев мой может оказаться намного, намного сильнее, чем вы даже попытаетесь себе вообразить.
— Церковь Семнадцати Богов никогда не стремилась насильно обращать язычников в истинную веру…
Найл предупреждающе поцокал языком, покачивая головой:
— Никогда больше не произносите подобных слов в Южных песках, святой отец. Не забывайте, что я сам, лично, видел Великую Богиню и общался с ней, как и многие из братьев по плоти. Глубоко сомневаюсь, что вы видели хоть одного из своих идолов.
— Они в моем сердце! — с гордостью произнес священник.
— Я не буду проверять ваше утверждение, — задумчиво пообещал Найл. — Если вы, конечно, не попытаетесь начать новую дискуссию…
На этот раз отец Теор предпочел благоразумно промолчать.
— И еще, — Найл сложил ладони на груди. Когда станете выбирать место для храма, держитесь подальше от Черной Башни. Это всего лишь просьба… Но для ваших будущих прихожан так будет намного спокойнее.
— Хорошо, — святой отец принял совет к сведению. Благодарю вас за милость, но теперь мне следует удалиться. Близится время, которое супруги должны проводить наедине.
— А вот это правильная мысль, — согласился Найл, когда дверь за священником закрылась. Супругам пора остаться наедине. Сейчас, я прикажу принести воды для умывания.
— Да, — кивнула княжна. И теперь ты сможешь рассказать, каким образом узнаешь, о чем думают разговаривающие с тобой люди.
— Может, в другой раз? Я очень устал.
— Ты обещал, Найл.
— Обещал, — признал правитель, взял из вазы крупный персик и вогнал в него зубы. Обещал.
— Итак?
— Хорошо, я расскажу. Извини, не знаю с чего начать.
— Начни с того, откуда ты знаешь, как выглядело сооружение, в котором украли сына Стива.
— Я его видел. Вздохнул Найл. — Просто видел, как тебя или, минуту назад, отца Теора.
— Но ведь в это время ты спал в постели рядом со мной!
— Не совсем. Найл отошел в кабинет и сквозь приоткрытое окно метнул недоеденный персик в чашу дерева-падальщика. — Понимаешь, когда человек спит, душе его бродит в разных мирах и измерениях, в разных временах и фантазиях. Но при желании она может сделать куда более простую вещь: отправиться путешествовать по реальному миру. Такова тайна одиторов, тайна правителей Золотого мира, моя тайна, а теперь и твоя. Когда мы погружаемся в сон, то выходим на улицы наших городов, осматриваем их. Мы знаем, кто и куда крадется темной ночью, таясь от людей и пауков; кто и что обсуждает, оставшись наедине; что происходит в мире, когда он считает, что скрылся с наших глаз.
— А как это нужно делать?
— Нужно просто захотеть, — пожал плечами Найл. — Меня, правда, перед первым опытом поили какой-то гадостью, но, думаю, можно обойтись и без этого. Заснув, ты должна оказаться в тронном зале. Ты будешь стоять лицом к окну, выходящему на реку. Все, что от тебя требуется, это оглянуться. Оглянуться на трон. И все, после этого можешь просыпаться. Обернуться, это самое трудное. Сможешь сделать во сне хоть одно осознанное движение — станешь одитором. Не получится — значит, не станешь.
— И все?
— Все. Видишь, как просто?
Княжна неуверенно хмыкнула. Оглянулась на дверь. Еще раз, еще.
— Ладно, попробую, — и она тут же отправилась в спальню.
Найл выглянул в окно.
Восьмилапые стражи по-прежнему несли службу по сторонам улицы. Правитель отдал мысленный приказ двоим явиться в тронный зал, а сам, воспользовавшись все еще висящей под окном паутинкой, выбрался наружу, нашел в ближних развалинах кусок хрупкого известняка и вошел во дворец через парадный вход.
Пауки ждали Посланника в тронном зале.
— Встаньте у дверей и никого не пускайте до утра, до моего прихода, — распорядился Найл, а сам, рассыпая мелкую известняковую крошку, крупными буквами написал на полу перед троном:
Ямисса, я тебя люблю!
Княжне не спалось. Она ворочалась с боку на бок, то забиралась под одеяло, то откидывала его, сворачивалась калачиком или раскидывалась по постели — но столь желанный сон не приходил. Найл вспомнил, как готовили к званию одитора его самого: бессонная ночь, день постоянного движения и кубок с неизвестным варевом на следующий вечер. Естественно, он провалился в небытие, едва допив бокал.
Ямисса же не имела ни предварительного изнуряющего тренинга, ни напитка. А сон, как известно, никогда не торопится к тем кто ждет его особенно рьяно.
В эти минуты Найл подумал о том, что он не может воссоздать напитка, не зная его состава — но тело его, его энергетика, его аура сохранили необходимые для ночного путешествия ощущения. Все, что нужно для успеха ночного путешествия — это передать жене часть своей энергии. Посланник протянул руку и растеребил волосы княжны, давая глазам уловить среди локонов призрачный голубоватый цвет ауры, скользнул рукой по телу, вглядываясь в энергетические линии.