— Не надо выглядеть таким поражённым. Мне доводилось испытывать подобное, — устремив свой взгляд куда-то вдаль, пояснила Эйлин. — Когда я была маленькой девочкой и жила в небольшом городе на границе Багровых Земель, проходящий мимо моего дома маг почуял мой дар. Но родители отказались отдавать меня учиться колдовству, так как сами являлись ярыми сторонниками Церкви. Они, как и многие подобные, считали, что чудеса должны исходить исключительно от Всеединых. А люди, которые пытаются уподобиться богам должны покаяться и отказаться от своих еретических умений. Их совершенно не смущало то, что сами они жили за счёт трудов твоих коллег. Магия давно стала частью нашего привычного мира, так что если её уничтожить — то мы вернёмся в эпоху до явления Шестерых из глубин Гиблых Песков. И вот беда — их собственная дочь носит в себя проклятый дар. Как только мне исполнилось десять — меня отправили в женский монастырь в надежде, что посты и молитвы выжгут скверну из моей души. Но этого не случилось. Дар не потух. А время шло. Прилежным служением и смирением я, сама того не хотя, взбиралась по служебной лестнице вверх. И в итоге меня отправили вести богословие в одном из университетов Аркеополя. Большой город привёл меня в восторг, я думала, что вырвалась из плена своего бытия. Но куда там!? Мой дар учуяли одновременно и Еретики и Конклав. Первые решили, что твои соратники заслали шпиона, который должен смущать молодые умы и не давать им встать на праведный путь. Вторые обвиняли Церковь в том, что те отступились от своих собственных постулатов и тренируют своих собственных колдунов. Звучит как совершенный бред, не правда ли? Магам и клирикам лишь нужен был повод, чтобы вцепиться друг другу в глотки в очередной, стотысячный раз. Меня никто ни о чём спрашивать не стал. Я даже опомниться не успела, как оказалась в подвалах Еретиков, а Конклав, разумеется, и пальцем не пошевелил, чтобы хоть как-то помочь тому, кто не является их членом. Там-то со мной это и сделали, — она кивнула на ногу. — Это была чисто формальная пытка — меня ни о чём не спрашивали. Сказали — наказать и избавиться, ну а они рады стараться. Изуродовали, благо, что не изнасиловали, вывезли подальше, где никто искать не станет и выбросили в канаву на обочине. Помню, как ползла куда-то, боясь, что вернутся и добьют. А затем на меня наткнулись амазонки. Кое-как выходили, а их тогдашняя шаманка почуяла во мне дар. Так я обрела место, где хоть кому-то нужна. И ни капли не жалею. Весь остальной мир отказался от меня. Можно сказать, принося жертвы нашему богу, я понемногу отплачиваю всем тем, кто когда-то на меня наплевал. Как видишь маг, мне не понаслышке известно, что такое предательство.
Я не нашёл ничего лучше, кроме как кивнуть. Эйлин не повезло попасть меж двух исполинских жерновов, которым наплевать на зёрна, которые они перемалывают. Сколько таких жертв, истории коих мир никогда не узнает? Тысячи? Да наверняка больше. На открытой войне хотя бы понятно — кто твой враг. Ты его видишь и можешь убить до того, как он проделает то же с тобой. Герои навсегда остаются в легендах. Подлецы и трусы канут в Лету. А в незримых шахматных партиях сильных мира сего жертвуемым пешкам редко дают право голоса. Их убирают с доски и ставят взамен потраченных новые фигуры.
Такова реальность.
Но сейчас в кои-то веки настало время перемен. Именно такая война, где речь идёт не о куске земель или вообще чести мелкого вельможи, а где решается судьба всего живого в этом мире, может сломать былые устои и привести к чему-то более светлому. Нужно только сжать зубы и сражаться до последней капли крови. Надеюсь, что многие это поймут, как и я.
За окнами раздались взволнованные голоса и шаги десятков ног. Тия немедленно проснулась, а Хина, слушавшая вместе со мной монолог Эйлин, поднялась на ноги.
— Похоже, время пришло.
Посмотреть на битву, похоже, пришла вся деревня. Я насчитал не меньше сотни человек. За утро амазонки успели наскоро сколотить там нечто вроде трибуны, а предполагаемое место поединка посыпали песком, а ещё окружили столбиками с кольцами наверху. Их назначение прояснилось чуть позже. Нас подвели к одной из двух жаровен, горящих рядом со статуей Бра'кно'трасуна, которого тут почему-то считали женщиной. Напротив другой остановилась Ворра со своими приспешницами. Возникла какая-то заминка — вервульфке что-то шептали на ухо, а она всё время резко огрызалась. А Эйлин, глядя на это, издевательски улыбалась, зля оборотниху ещё больше. В конце концов, ей пришлось признать своё поражение и подойти к нам.