Я тяжело вздохнул и отложил куриную ногу, обглоданную уже наполовину, чтобы вытереть руки и снять амулет.
— Обедай, после отдашь.
Мы снова занялись едой. Поглощать пищу и в то же время размышлять было плёвым делом. И уже несколькими минутами спустя на языке крутилось множество вопросов.
Я бросил взгляд на противоположную сторону стола. Эйриг, используя вилку и нож, отрезал ровные кусочки от собственного куска. Делал он это так мастерски, что нож ни разу не упёрся в кость, мясо не норовило выскользнуть из тарелки, а лезвие не касалось чугунной сковороды.
Эйриг поднял на меня вопросительный взгляд. Сделал он это неторопливо, словно давно заметил, что я подглядываю и, наконец, дал позволение говорить.
Я понял это сразу.
— Господин, — начал я, глотая остатки пережёванной пищи. — А чем вы занимаетесь? У вас доходный дом или вы воин? — Последнее предположение было маловероятным, потому что выглядел он с большим вкусом, да и в таких одеждах вряд ли ввяжешься в схватку. На торгаша он тоже не смахивал, как и на избалованного сына семейства.
Чувствовал я в нём подвох. Но какой?
— Вчера ты проявил больше понятливости, не став лезть, куда не просят, — Эйриг спокойно продолжал нарезать мясо.
— Любопытно, — с тоской согласился я. — И вы так быстро оправились. Вчера, — произнёс я шёпотом, — вы выглядели паршиво. Как кусок коровьей лепёшки.
Эйриг подавился и закашлялся. Глаза покраснели от слёз лёгкого удушья.
— …господин, — вовремя добавил я, кажется, совершив оплошность.
— Помнится, ты нахваливал память. Но я смотрю, она тебе не слишком изменяет.
— Ой, что вы! — я тут же стал отнекиваться. — На память мою полагаться нельзя. А уж про зрение-то вообще молчу. Знали бы вы, что мне вчера почудилось, со смеху бы умерли.
— И что же? — спросил Эйриг, отхлебнув из кружки.
Тон его слегка изменился, но выглядел он спокойно, и я действительно решил его рассмешить, надеясь, что это поднимет ему настроение после того, как я случайно назвал его куском дерьма.
— Привиделось мне, значит, будто рога у вас из головы торчат, когти звериные, ну, демон, ей-богу, господин, — прошептал я, низко склонившись к столу.
Эириг не шевельнулся.
Я что, опять ляпнул не то?
Наконец он растянул губы и вдруг разразился заливистым хохотом. Таким, что из глаз аж слёзы покатились.
Я с облегчением выдохнул.
— Привиделось, значит, — отдышавшись, произнёс он и снова потянулся за кружкой. — Ну и фантазия у тебя, парень.
— Я ж и говорю, слушать меня, такого убогого, никто никогда не станет, господин.
— Ладно, заканчивай обед без меня, — отложил он в сторону салфетку, промокнув губы, и выжидательно уставился. Я тоже смотрел в ответ, и не сразу понял, что остолбенел, заворожённый неподвижным взглядом.
— Ничего не забыл?
— Ах да! Простите, господин, — пробубнил я, удивляясь, что бдительность меня на мгновение покинула.
Вытерев руки дочиста второй матерчатой салфеткой, я проверил, не смотрит ли на нас какой любопытный взгляд, а затем нащупал замок в основании шеи.
— Чего возишься? — нетерпеливо произнёс Эйриг.
— Я… не получается снять. Руки соскальзывают, господин, — растеряно признался я.
— Да неужели? Вчера ты проявил больше прыти, — заворчал мой новый знакомый. — Иди сюда, сам сниму.
Соскользнув с лавки, я пересел и повернулся спиной к Эйригу. Было неловко, мало какому незнакомцу я показывал спину — в наше-то опасное время. Одной рукой он сдвинул в сторону гриву отросших до лопаток волос, другой коснулся кожи, стараясь разомкнуть замок.
— Что за… — выругался он.
Провозившись ещё несколько минут, он отпрянул, давая мне возможность развернуться.
— Не снимается, — произнёс, хмурясь.
— Ага, не снимается, господин, — согласился я, сразу смекнув, что это странно.
Не было такого, чтобы пальцы меня подводили. Я бы не выжил на улице. Вчера, я расстегнул замок с лёгкостью, не глядя, а сегодня не смог снять украшение с собственной шеи.
— Что же делать, господин?
Эйриг уставился на меня так, словно видел впервые.
— Боюсь, есть только один способ снять амулет.
— Какой это, господин? — что-то в выражении лица Эйрига или, может, голосе меня смутило.