— Бегу, господа! — так же громко ответил он. — У меня как раз есть замечательное вино. Да и ядов неопробованных достаточно, — произнёс он уже тише, так что только я и мог его расслышать.
От чужих слов кровь застыла в жилах. Неужели он действительно собирался их отравить?!
Комар взвился вверх по лестнице. Сверху раздались щелчки — это ключ повернулся в замочной скважине. Похоже, моё любопытство может мне дорого обойтись. Буду сидеть здесь, пока не появится возможность улизнуть незамеченным.
Я осторожно нагнулся, высунув нос из-под угла скатерти, чтобы посмотреть на четвёртого. От его вида мне стало ещё хуже.
Руки, вздёрнутые над головой, обнажены до локтя. И по локоть в запекшейся крови. Сбитые костяшки, свезённые до чёрных струпьев. Волосы, чёрные сосульки, присобранные сзади, ошмётками спадали на лицо. Парень уронил голову, как если бы находился в отключке.
Я старательно прислушивался к дыханию, но ничего толком не мог расслышать. Однако, он, похоже, и правда был без сознания. И неудивительно. Только посмотреть на его разорванную одежду! Дыры-разрезы, окаймлённые чёрным — похоже, что тоже кровь. Носки его добротных, но грязных сапог касались земли, пока пятки разваливались в стороны. Он точно отрубился, повиснув на цепях.
Если я попал в переделку, то он угодил похлеще. И навозная куча была далеко не самым подходящим сравнением.
Ноги к этому времени основательно затекли, спина ломила, ныла шея. Стараясь не издать ни звука, я оперся на руки и сел на пятую точку, решив не высовываться и надеясь, что моё присутствие так и останется никем не обнаруженным.
Прятаться я умел, просидев однажды в трюме среди бочек двое суток, лишь бы матросы не нашли меня. Тех, кто воровал рыбу в порту, секли плёткой. Но моя спина оставалась пока цела.
— Не стесняйся, я знаю, что ты здесь, — раздался вдруг охрипший голос, и я приник к стене, чувствуя как в миг встрепенулось сердце.
Это он мне?
Я снова осторожно высунул нос. Пленник слегка приподнял подбородок и теперь глядел на меня из-под грязных косм. Вот же, гад, заметил. И как только?
— Не выдавайте меня, пожалуйста, добрый господин, — пролепетал я, строя из себя всеми обиженного и убогого, как делал всегда, рассчитывая на чужую доброту.
Я не мог разглядеть его лицо, только два огонька отраженного огня факелов тлели там, где должны были располагаться глаза.
— Не выдам. Если ты мне поможешь.
— Я? Но что я могу? У меня нет ключей.
— Это и не требуется.
— Но что же тогда? — шёпотом спросил я, надеясь, что те, кто остался наверху, нас не услышат.
— На моей шее цепочка. Сними её, — произнёс пленник, не отрывая от меня взгляда.
Я сглотнул.
— Я бы лучше остался здесь, — я, конечно же, мог выполнить просьбу, вот только я не забыл, о чём говорили те, кто приволок его сюда. А говорили они о том, что он опасен и положил много людей до того, как его поймали.
Товарищ Буяна сказал, что его утихомирила «висюлька». Уж не о цепочке ли он говорил?
— Давай, парень. Не теряй времени. Когда он вернётся, я скажу, где ты прячешься.
Эх ты, влип!
— Ну и говорите. Я успею сбежать.
— Ты не смотри, что он стар на вид. С него станет отловить одного подростка. А если и сбежишь на этот раз, то он отыщет тебя. Поверь, это он умеет.
Буян назвал его алхимиком. Если это было так, то у меня действительно неприятности. Об алхимиках ходила очень дурная слава. И поговаривали, что они действительно могли вытворять невероятные вещи. Что если Комар и вправду меня найдёт?
— Какое ему до меня дело?
— Ты видел, чем он тут занимается. Поверь, он не слишком обрадуется, обнаружив здесь незваного гостя. Свидетели ему не нужны.
— Я мелкий оборванец. Кто мне поверит?
— Верно. Но зачем ему проверять это на деле? — Пленник неожиданно закашлялся и наш разговор затих.
Помянув всех чертей по очереди, я нырнул обратно под стол, крепко задумавшись. В чужих словах был резон.
Комар, каким бы безобидным ни казался на вид, пугал. Связываться с ним не хотелось. Но и приближаться к Пленнику тоже. Я хоть и мало что понял, но, кажется, этот парень, пристёгнутый к стене, тоже был не прост. Иначе как объяснить то, что с ним долго не могли справиться головорезы, но успокоила цепочка.
Пленник мог тоже быть горазд на фокусы.
— Эй ты, чего притих? Надеешься, я о тебе забуду?
— Лучше б ты тихо помер на цепях, — вздохнул я и полез наружу.
Пленник глухо и коротко засмеялся, а потом снова закашлялся — силы ему изменили.