Захоти только театра, а актеры найдутся! — цветы так цветы — за чем дело стало?
Когда же соберешься на похороны друга, сделай лицо свое белым, а волосы тусклыми.
Проникнись сознанием, что хоронят не пса, не скотину, не падаль, а человека, т. е. Актера.
Всю жизнь играл он роль, играл для себя, для других, и теперь, когда он уходит со сцены, уходит совсем в таинственную тьму кулис, почти его, как подобает почтить Актера.
Купи венок, ибо что же другое, как не венок, принести Актеру после представления!
Купи венок, говорю я, и напиши на ленте слова, достойные Актера и его трудного искусства.
Не плачь! — это пристало «бабам» и «мещанам». — Рыдай, если глубоко потрясен! — Молчи, сжав губы, если знаешь, что представленью даже лучшего Актера должен наступить неизбежный конец.
Оденься с утра соответственно случаю, нарядно, но просто, в изысканно-черное!
Не забудь крепа на рукав, на головной убор, на фонари твоего экипажа. Вспомни прощальный бенефис незабвенного в истории Макреди{898} и прекрасные слова, что внушил траур его в этот день благородному англичанину Джону Льюису{899}: «Креп на его шляпе и черные манжеты! — они показались мне более трогательными и полными грусти, чем весь этот взрыв {400} сочувствия; они заставили меня забыть румяна и шумную восторженность, ложь и блестки в жизни актера и вспомнить, что этот актер был человек нам близкий и наравне с нами делил горе, которое и мы испытали или должны испытать».
Держись скорбно-величественно, так, как будто тебя самого погребают.
Не говори слов жалких и ненужных, если хочешь утешить родных покойного и почтить память друга.
Встань лучше в достойную случая позу на краю свежей могилы и скажи речь, полную мудрого знания сцены, техники сказа, значения паузы, — речь о последнем преображении всякого Актера.
После нее ты уедешь, не спеша, с похорон, в полном сознании исполненного долга, последнего долга перед умершим Актером.
И пусть на лице твоем будет так ясно и просто написана печаль, чтобы даже у последнего школьника, встретившего тебя на улице, не явилось желания спросить о причине печали твоей! И если это гимназист, пусть выраженье глаз твоих напомнит ему бессмертный стих из «Энеиды»: «Infandum, regina, jubes renovare dolorem!..»{900}
Свадьба и похороны!
Вот два обряда — самый веселый и самый грустный!
Между ними все остальные.
Помни, что весь их смысл для тебя в «театре для себя», полном освежающего душу действа; театре, где все главное от человека и его преображающей воли!
Ибо что значили б иначе на весах Актера то же соитие мужчины и женщины и то же закапыванье в землю трупа? В чем иначе отличие человека от скота? Подумай, подумай!
Как держаться на прочих обрядах, ты и сам теперь поймешь.
Знай лишь, что в обряде — «театр для себя»! Или это не обряд для тебя, а пустая формальность.
Не противься же дикарской воле все «делать своим», или ты проживешь нищим и нищим умрешь.
Свадьба и похороны!
Что в них главного общего для тебя и твоей преображающей воли?
Твое присутствие.
Вникни в это понятие!
Можно быть где-нибудь и вместе с тем не присутствовать.
Ты видел сборища людей, где не знаешь, кто пришел и кто попал?
Ты слышал, как эти люди, которые минуту тому назад словно были здесь и не были, оглашают вдруг воздух мощным пением гимна?
Чем ты потрясен тогда? чем обрадован? чем очарован?..
Присутствием.
{401} Может быть, они и скверно поют, и совсем это не так уж кстати, и грубый шовинизм владеет их сердцами, и обидно это тебе — чужеземцу!..
Но ты взволнован и взволнован прекрасно: сказалось присутствие множества, тебе безразличного в роли сущего, но отнюдь не безразличного в роли присутствующего.
Ибо присутствие, в нарочитости своей, уже театр! Они уже актеры, а ты — зритель! Они уже не просто «какие-то», а присутствующие.
И вот на свадьбу ли, на похороны ли ты лучше не ходи совсем, если не хочешь стать прежде всего присутствующим.
Зевак много, и не в них нуждаются друзья твои, а в при‑сут‑ству‑ющих.
Будь им, ибо присутствующий — это уже играющий роль!
Правда, небольшая это роль, но ведь в ней, помимо прочего, радость «театра для себя»!