И я продолжил терпеть. Скрипя зубами, и трехэтажно матерясь. Сугубо мысленно… Поскольку рот заклеен.
Дербун пыхтел, медленно вращая колесо, и неодобрительно косясь на меня, так как вспотел, ожидая результата. Интересно какого? Кричать я не могу… Разве что, громко испустить газы…
– Не стоит! – отозвалась вдруг Алинилинель, и я прочувствовал по «настроению», что она страдает вместе со мной, и очень внимательно за всем наблюдает. Как будто все запоминая и… вменяя себе вину. Считая себя во всем этом виноватой. – Могут вспомнить о ней, и приладить «Грушу»… Лучше «Сапожок», поверь…
– А причем здесь сапожок? – удивился я, от пронзившей меня боли и шипения, содрогнувшись. Похоже, Графа все-таки допустили до спичек. Точнее до раскаленного на углях железа. Спичек ему все-таки не дают… И правильно делают.
– А-а-а-а!!! – неожиданно взвыл Сусюр, запрыгав рядом, и закинув свои пальцы в рот.
– Что такое?! – возмутился Зельдиус.
– Попробовал железо… Горячо ли… – пожаловался он.
– И как? – уточнил едко Архиепископ.
– Очень!!! Пальцы обжог…
– А с чего вдруг решил пробовать? Оно же красное!
– Да-к, ведь он не дергается! Вот и не поверил… Вдруг, морок…
Архиепископ глубокомысленно вздохнул, тоже видимо подумав о спичках.
– Сусюр, а ты не думал о том, что он натянут в струну, и просто НЕМОЖЕТ дернуться?
Ответа не последовало, похоже он действительно все понял, и… Продолжил шипеть моей плотью дальше. Буравя мозг болью, и общей активностью манипуляций. Прервался, на буквально миг. Заглянул мне в глаза, отстранился поискав трубку, и не найдя, накинул на лицо тряпку. Так что, видеть я теперь уже ничего не мог. Засада…
– Отстранись! – прилетела мысль от Алинилинель. – Уйди к Кострам. Поброди в себе… Так легче переносить боль!
– Ваше Преосвященство, не тянется! – пожаловался толстяк.
– Фетьяр, как там сапожок?… – уточнил Зельдиус.
– Уже несу! – отозвался Епископ.
– Несите с Дербуном, вместе! – распорядился Святой Падре.
– Сусюр спрячь язык! Не красиво так сидеть, когда пытаешь…
– Хорошо, дядя…
– Ты что, рисуешь?! – удивился Архиепископ.
– Да… – ответил Граф несколько смущенно.
– Сколько раз говорить, нельзя выжигать на телах, это не профессионально! И что там у тебя?
– Это домик, а это собачка… Цепь, – «…ш-ш-ш!» – вновь зашипела кожа, – а это дерево, и она на него…
– Заполни все печатями, что бы видно, и понятно не было! Что подумают, если твое художество, на костре заметят!… – возмутился Зельдиус. – Если уже жжешь, то хотя бы на религиозную тематику. О Иезусе Кострусе. Как его подвесили и сожгли на костре… Э-м-м… В смысле он вознесся! И теперь наблюдает за нами…
– Хорошо, дядя! – исправился Сусюр.
А я сосредоточился, и постарался отстраниться. Плохо, но получалось. Точнее, получилось.
Я проник к Кострам, те недовольно гудели. Потрескивало разноцветное пламя… Похоже всем четырем, происходящее со мной, совершенно не нравилось. Треск был злой, и проникновенный. А боль нарастала. Взвыла болью левая нога… Похоже приладили «Сапожок».
Чувствуя, что сейчас отрублюсь, я задумался, куда можно спихнуть боль. Меня окутывала странная вуаль, похоже, от оков. Во вне не перебросишь… Я поскребся, пытаясь проникнуть. Не вышло… А жаль. Сбросить бы им в бошки, пусть бы насладились.
Как будто ощутив мои мысли, Черный Костер вздыбился, обозначив, расходящиеся тысячами нитей, Темные Паутинки.
Хм… А что если… И я, вновь по наитию, не долго думая, потянулся к боли, ее овеществляя, ловя ее туманную взвесь, и зачерпнув, перенаправил, к нитям Черного Костра. Серая дымка боли заклубилась, и потекла по ним, ослабляя давление на мозг, до вполне терпимого. А потом и слабого. Вот так наркоз! Разделив боль на каждого из поднятых, получится для каждого щекотка… Как и для меня. А с учетом того, что они боль не чувствуют, можно не скупясь, сбросить ее всю…
Вдруг отозвалась болью и правая нога. Я стал ее спрессовывать, изолировать, и тщательно выдавливать во вне. Стараясь абстрагироваться, от того, что она «адская». Так себе… Боль и боль.
«… Ш-ш-ш…», а это, комарик укусил. «… Ш-ш-ш…», и снова. Ломают кость?! Ничего… На двух ногах? Так, Мурка же не вопит! А значит все хорошо…
– Бедненький!… – прилетело отдаленное, и понятное, не смотря на отстраненность, с сочувствием от Алины. И образ ее плачущей на стене.
– Почему? – удивился я. – У меня все хорошо! Отстраниться, и преодолеть боль получилось… – сообщил с энтузиазмом, ей я.
Застучал молоток, похоже, меня начали пробивать кольями. По крайней мере, так показалось…