В квартире Котовски не было окна, которое выходило бы на эту сторону. Дверь можно было видеть только из его квартиры и из окна комнаты № 2. Это Артур выяснил уже очень давно, еще в самом начале своей жизни в этом доме. За эти двадцать лет в его жизни во внутреннем дворе почти ничего не изменилось. Дверь в подвал никогда не красили, хотя со временем кирпичные стены потемнели, а бетон во дворе выглядел влажным и был зеленоватого цвета. Никто никогда не видел, как он пересекает этот двор, подумал Артур, аккуратно развешивая занавеси на спинке стула, и никто никогда не видел его входящим в подвал. Он смотрел на дверь, погрузившись в воспоминания.
Со Стэнли Каспианом они вместе ходили в школу – начальную школу на Мертон-стрит, – и уже тогда Стэнли был большим, грубым толстяком. И всегда – задирой.
– Тетушкин сынок! Тетушкин сынок! А где твой папашка, Артур Джонсон? – дразнил он Артура, а потом, с находчивостью, неожиданной для любого, кто хоть раз заглядывал в его школьные тетрадки, вдруг выдавал: – Курица без яйца, у Артура нет отца!
Но годы делают людей терпимее или, во всяком случае, сдержаннее. Когда они снова случайно встретились на Тринити-роуд в возрасте тридцати двух лет, Стэнли был благожелателен и даже участлив.
– Мне очень жаль, что ты потерял тетушку, Артур. Ведь она была тебе заместо матери, да?
– Да.
– Теперь тебе понадобится новая квартира. Настоящий приют холостяка, а? Не хочешь переехать на верхний этаж 142-го?
– Ну что же, над этим стоит подумать.
Ответ Артура прозвучал чопорно. Он знал, что миссис Каспиан оставила своему сыну много недвижимости в районе Западного Кенборна.
В то время дом больше походил на руины, а верхний этаж был просто ужасен. Однако Артур сразу увидел его потенциал – и всего-то за два фунта десять шиллингов в неделю! Поэтому он принял предложение Стэнли. А через пару дней, когда стал приводить квартиру в порядок, спустился в подвал, чтобы поискать там стремянку.
Она лежала в самой дальней комнате на кипе плотных черных занавесей – затемнения, оставшегося после войны. Она была голой, и ее белая пластиковая кожа выглядела прохладной и блестящей. Артур так никогда и не выяснил, кто притащил ее в подвал и оставил там. Сначала Артур почувствовал себя неудобно, как он чувствовал себя неудобно всякий раз, когда разглядывал обнаженные манекены в витринах магазинов. Но потом, понимая, что он с ней один на один и в подвал никто не войдет, Артур подошел к ней поближе. Так вот как они выглядят в действительности… Со страхом, трепетом и неприязнью он рассматривал две полусферы у нее на груди и слегка выступающий треугольник между ее сжатых ног. Что-то внутри него заставило Артура одеть манекен. В своей жизни он делал так много тайных вещей – почти все, что он делал, или хотел сделать, было тайным, секретным и не предназначенным для чужих глаз, – что он не задумываясь принес из квартиры черное платье, сумку и туфли. Все это когда-то принадлежало тетушке Грейси, и все это он перевез вместе со своими вещами из их старого дома на Магдален-хилл. Кто-то предложил ему передать эти вещи в ближайшую церковь, чтобы их раздали беднякам, но он не мог себе представить, как какая-нибудь грязнуля из Западного Кенборна будет вышагивать в одежде тетушки. У его белой женщины были худые ноги, а ростом она была почти с самого Артура. Платье тетушки Грейси едва доставало ей до колен. У манекена были рыжие нейлоновые волосы, завивавшиеся над скулами. Артур надел туфли и повесил на руку сумку. Для того чтобы лучше видеть, что делает, он ввернул в патрон стоваттную лампочку. Но, опять-таки, что-то внутри него велело ему вывернуть ее. В свете фонаря манекен выглядел как живая женщина, а подвальная комната, с неоштукатуренными кирпичными стенами, выглядела как темная аллея в лабиринте городских улиц. Конечно, одеть ее в одежду тетушки Грейси было святотатством, но именно это святотатство придало всему ощущение реальности и остроты…
Артур задушил ее прежде, чем понял, что делает. Задушил, сжав своими руками ее прохладную гладкую шею. Облегчение, которое он почувствовал, было почти настоящим. Артур опять прислонил ее к стене и вытер ее прекрасное белое лицо. После такого убийства не надо ни бояться, ни прятаться, ни бежать: закон позволяет убивать все, что угодно, если это только не живые люди… Артур оставил ее в подвале и вышел во двор. В то время в той комнате, которая сейчас была комнатой № 2, никто не жил. Да и весь дом был пуст, за исключением его квартиры. А когда комнату № 2 заняли, то первый жилец, как и его последователь, работал в ночную смену и пять дней в неделю уходил из дома в пять часов вечера. Но решение Артур принял уже тогда. Эта женщина его спасет. Она станет для него – как сказали бы те, кто хочет наложить на него свои руки, – его терапией. Женщины, которые ждали в темных аллеях и сами нарывались на неприятности, – они Артура не трогали, их боль и ужас были для него ничем. Однако собственная судьба его очень волновала. И чтобы обеспечить свою судьбу, он убьет в ее лице тысячи женщин – так она спасет его. И тогда уже ничто не будет угрожать ему, если он только не будет выходить после наступления сумерек и не будет пить алкоголь. Со временем Артур даже стал гордиться таким решением. Казалось, что оно камня на камне не оставляло от теорий тех специалистов – а в периоды обострений он их все изучил, – которые утверждали, что у мужчин с его проблемами полностью отсутствуют самодисциплина и самоконтроль над их навязчивой тягой к насилию. Артур всегда знал, что они несут ахинею. Почему у него не может быть ремиссии, как у члена Общества анонимных алкоголиков или пролеченного наркомана?
Но что же будет теперь? Антони Джонсон. Артур, который ставил своей целью знать как можно больше о жизни своих соседей и об их секретах, надеялся, что очень скоро будет знать все о рутинных действиях нового жильца. Ведь наверняка Антони Джонсон будет проводить два или три вечера в неделю вне дома? А как же иначе? Потому что альтернатива в этом случае совсем не радовала Артура Джонсона.
Ему ничего не оставалось делать, как ждать. Сама мысль о том, что белую женщину можно перетащить к себе в квартиру и убивать ее там, пришла ему в голову лишь однажды, и он ее с негодованием отверг. Артуру претило то, что в этом случае его встречи с ней станут похожими на игру. Только давящий потолок подвала, его запущенность и тусклый свет фонаря, его незаметное приближение придавали всей картине необходимую реальность. Нет, подумал он, она обязательно должна оставаться в подвале, а он подождет и посмотрит, что же произойдет в будущем. Артур отвернулся от окна – и одновременно отодвинул от себя все эти мысли. Его совершенно не интересовала ни она, ни кем она в действительности была. Женщина должна оставаться в подвале, забытая и никому не нужная до тех пор, пока у него не появится необходимость в ней. Именно эти мысли промелькнули в голове Артура, когда он замачивал тюлевые занавески.
Забыв о ней, как мужчина забывает об уступчивой и всегда доступной любовнице, Джонсон перешел в гостиную. Всего через шесть месяцев после смерти тетушки Грейси софу и два кресла заново перетянули, но Артур так заботился о них, что материя все еще выглядела как новая. Он аккуратно почистил мебельный плюш платяной щеткой. Кремовые кружевные мебельные накидки тоже можно простирнуть вместе с занавесками. Артур тщательно отполировал овальный стол из красного дерева, высокий комод, ножки и спинки стульев, взбил сине-коричневые подушки и метелкой из перьев смахнул пыль с двух пергаментных абажуров, расписанных вручную, и с телевизора. Затем этой же метелкой он прошелся по фарфору из Челси [5], стоявшему в горке.
Теперь очередь за пылесосом. Конечно, громадный ковер бежевого цвета на весь пол влетел ему в копеечку, но он того стоил. Медленно и старательно Артур пропылесосил каждый сантиметр ковра. Он не торопился, надеясь, что Джонатан Дин сможет полностью насладиться ревом прибора, хотя и сомневался, что до него дойдет этот тонкий намек. Наконец прополоскал занавески и мебельные накидки и развесил их на веревках в ванной. Мыть кухню и ванную не имело смысла. Они мылись каждое утро, и это была рутина, которая никогда не нарушалась. Ванная мылась сразу же после утреннего душа, а кухня – после завтрака. Теперь Артур уселся в кресло перед окном, выходящим на улицу, и, оставив все двери открытыми, внимательно осмотрел сверкающую чистотой квартиру. В квартире стоял запах полироли, мыла, жидкости для чистки серебра и трудового пота. Артур вспомнил, как тетушка Грейси, когда он недостаточно тщательно отполировал окно в своей спальне, дала ему монетку в три пенса и послала в «Винтерс».
5
Фарфоровая фабрика в Челси, открытая в 1745 г., была первой значительной фарфоровой мануфактурой в Англии.