– Мне кажется, что я встретила оборотня, – попыталась объяснить я, сама до конца не понимая, кого именно ищу. – Вот только этот оборотень способен долго сохранять молодость и превращаться не в животных, а в других людей. Вернее, я пока видела только два его облика. Ну, мне кажется, что их пока было два.
– А животная форма у него есть? – заинтересовался Альфа.
Я покачала головой.
– Я не знаю, возможно. Есть еще одна особенность – он умеет влиять на людей, на их сознание. Внушать им…разные вещи. Но не гипнотизировать, а словно…зачаровывать.
– Что-то не похоже на оборотня, – с сомнением поджал губы Альфа. – Если у него нет животной формы, то это не ликантроп, Фима. Но я готов с уверенностью на сто процентов заявить, что это точно не вервольф. Таких способностей у нас нет, а по поводу других форм – я не все знаю. У нас не принято делиться интимными подробностями своего вида.
– А если животная форма есть, – начала я выстраивать теорию, стараясь уцепиться хотя бы за что-то, – то, кто это может быть?
– Не знаю, – Альфа, казалось, растерялся. – Может быть, ты не там ищешь, Фима?
– Теперь я уже тоже начала сомневаться, – ответила я, хотя внутренний голос вопил, что от этого дела буквально разит оборотнями.
– Погоди, – вдруг насторожился Альфа, – ты сказала «он», а это точно мужчина?
– Нууу, – замялась я. – Нет, хотя тут тоже есть сомнения.
– То, что я тебе сейчас расскажу граничит с мифологией и городскими легендами, – Альфа вдруг принял строгий вид. – А потому я не несу никакой ответственности за достоверность информации.
Я согласно кивнула, понимая, к чему ведет оборотень. Ликантропы очень ответственно относятся к словам. Для них все, что они говорят – имеет особое значение. А потому говорят они мало, а попусту болтают так и вовсе редко. Это их качество мне всегда импонировало. Больше, чем застрявшие между зубов куски человеческой плоти.
– Есть теория, – он выделил голосом последнее слово, – о существовании женщин-оборотней, которые имеют второй облик, но при этом не являются ликантропами.
– Это как так?
– А вот так! Их называют ламиями и в животной форме они выглядят, как нечто среднее между змеёй и ящерицей. Они бесплодны, а потому не способны передавая ликантропию своему потомству, как это, например, происходит у тигров. Тигриная ликантропия не передаётся через укус. Тигром-оборотнем можно только родиться. В отличии от ликантропии волчьей. У нас все наоборот – наши самки редко способны выносить ребенка, но укус вервольфа автоматически означает заражение.
– А укус ламии? – спросила я, хотя не уверена, что у них имеются зубы.
– Насколько мне известно, они не кусючие, – ухмыльнулся оборотень, продемонстрировав красивые крепкие зубы. Меня слегка передернуло. А как возле него Дарина засыпает – вообще не понятно.
– Но как, в таком случае, появились ламии?
– Фима, я вообще не уверен, что они существуют, – оборвал мои рассуждения Альфа, которому это тема была не так интересна, как мне. – Я с ними никогда не встречался. И вспомнил, только потому, что ламии, якобы, обладают способностью ментального воздействия. Какими-то своими фибрами они улавливают настроения и чувства людей, влияя на них. Кроме того, умеют менять облик, но процесс этот долгий, мучительный и жуткий.
– А вот с жуткого поподробнее, пожалуйста, – оживилась я, незнакомая с фольклором оборотней.
– Там все реально страшно, – предупредил меня Альфа. – Чтобы поменять облик им необходимо сначала принять животную форму, а после натянуть на себя кожу того человека, личину которого они хотят принять.
– Погоди, но разве для этого не нужно сначала эту самую кожу содрать?
– Мыслишь в правильном направлении. Да, сначала они снимают кожу, причем целиком и заживо.
– Ох, – содрогнулась я от отвращения, живо представив себе эту картину.
– Да, они вроде как-то усыпляют жертву, – добросовестно делился информацией Альфа.
– А что они потом делают с чужой личиной, когда она им больше не нужна?
– Не знаю, наверное, сбрасывают, как змеи, – предположил Альфа и на этой мрачной ноте мы распрощались.
Но едва исчезло изображение красивого мужественного лица, как красная лужица мигнула и появилась Дарина.
– Серафима, – внезапно позвала ведьма. – Я давно хотела тебе сказать…твоё безразличие к себе когда-нибудь тебя убьет.
– Может быть, так будет лучше, – постаралась улыбнуться я и достала погруженную в кровь яшму, тем самым, обрывая связь.
Глава 48
Добираться до трехэтажного дома старой постройки, высящегося напротив бывшей гостиницы Астория пришлось на метро. Подземку я не любила. Подсвеченные мутными желтыми лампами лабиринты, сладковато пахнущие резиной и переполненные людьми, ожесточенно штурмующими вагоны, меня пугали. Таившаяся на глубине подсознания клаустрофобия, за годы лишь усилившаяся, выныривала наружу, едва только я проходила через турникет. «Ну так-то здрасьте», – как бы заявляла она и мои ладошки начинали предательски потеть. Не обошлось и в этот раз. Быстро сбежав по эскалатору, я заскочила в удачно подошедший поезд и забилась в самый дальний угол, надеясь, что поездка быстро закончится. Людей было не настолько много, чтобы тыкаться носом в чужую подмышку, но и не настолько мало, чтобы чувствовать себя в безопасности.