Облокотившись о перила, я прикрыла веки и позволила своим органам чувств оценить окружающую обстановку. Где-то звонко лаяла собака. Через две стены приглушенно бормотал телевизор. Этажом ниже ругались мужчина и женщина. В квартире наискосок напевал ребенок и стучал нож о разделочную доску. На пятом этаже у кого-то убежало молоко на плиту.
Все вроде бы было нормально, обыденно. И все же что-то настораживало. Я открыла глаза и вновь оглянулась по сторонам. Просто пятьдесят оттенков серого. Отчаяния. Серые стены, серая лестница, местами грязные стены и окно, радующее глаз огромной трещиной. Прятаться тут было негде, если только под потолком. Но нет, потолок хоть и не радовал глаз хорошим ремонтом, но и инородными субъектами не обзавелся.
Я потерла глаза пальцами, а после оторвалась от перил, на которых с сомнительным удобством повисла, и направилась к нужной мне двери. Звонок имелся, и он же лишил меня удовольствия попинать ногами створку. А потому пришлось интеллигентно ткнуть пальцем в кнопку. За дверью послышалось переливание трели, но хозяева на зов не спешили.
Я нажала еще раз, и еще раз. А потом еще раз. И снова. Потом не выдержала и от души приложилась о косяк крепким каблуком ботинка. Решила, что хозяина очевидно нет дома, хотя куда он мог утопать после известия о безвременной кончине жены, практически сразу последовавшим за кровавым самоубийством сына – непонятно. Я уже решила спуститься вниз и, устроившись на лавочке, позвонить Сашке, как вдруг дверь от моего пинка со скрипом приоткрылась.
Я замерла.
Опыт подсказывал, а вернее истошно кричал, что в наше тревожное время дверь в квартиру просто так открытой не оставляют. Можно сколько угодно рассуждать на тему вероятной забывчивости или «торопился в туалет, не успел закрыть», но наши граждане настолько натренированы нестабильной криминальной обстановкой в стране, что даже в состоянии крайнего опьянения запереть дверь в свою норку – это что-то на уровне базового инстинкта.
Первое, что пришло на ум – Крылов решил отправиться следом за сыном и женой. Других детей, кроме сына, в семье не было. А потому вполне возможно, что в состоянии крайнего потрясения, потеряв самых близких людей, мужчина мог шагнуть из окна или намылить веревку.
Но влетать в квартиру с видом спасителя я не спешила. Если мужик вздернулся, то помочь ему я уже вряд ли успею. А вот себя подставить вполне могу.
Я потянула вниз рукава толстовки, закрывая плотной тканью пальцы и аккуратно толкнула дверь. Ничего не произошло. Я распахнула створку шире и, мягко ступая, вошла в прихожую, утопающую в полутьме. Замерев на полминуты, я быстро осмотрелась, чтобы сориентироваться.
Обстановка в квартире не отличалась оригинальность. У входа стояла тумбочка, куда хозяева бросали шапки, шарфы, ключи. Тут же находился домашний стационарный телефон. Странно, что у кого-то он еще сохранился. Рядом с тумбочкой – шкаф-купе для верхней одежды. На стене напротив – зеркало во весь рост.
В прихожую выходили три комнаты, сквозь распахнутые двери которых я оценила интерьер и поняла, что это две спальни и гостиная. По правую сторону от гостиной вглубь квартиры уходил узкий коридор.
Я направилась туда, так как после беглого осмотра жилых комнат стало очевидно, что людей там нет. Если только Крылов не спрятался в ящик для постельного белья.
По пути на кухню мне встретились еще две двери – в туалет и ванную комнату. Хорошая бытовая техника, качественный ремонт, практически хирургическая чистота и блеск. И полное отсутствие жильцов.
В кухне царил полумрак. Солнце уже скрылось за горизонтом, верхний свет в помещении не горел и жалюзи на единственном окне были приспущены.
Вдоль левой стенки выстроился комплект кухонной мебели, где предусматривалось готовить еду. Справа была обустроена зона для принятия пищи – большой квадратный обеденный стол из натурального дерева, окруженный массивными стульями. Разграничивала помещение расположенная по середине модная барная стойка, столешница которой была сделана под мрамор.
Стильно, красиво, уютно. И все бы ничего, но…в кухне витал отчетливый запах свежей крови.