Но стоило мне заглянуть в глаза этого человека, скрывающего свое лицо, как что-то щелкнуло в мозгу. И меня накрыла неудержимая паника. Я закричала на переделе лёгких, а потом стала вырываться изо всех сил. Я царапалась, кусалась, била его руками и ногами, даже, по-моему, умудрилась заехать ему головой по лицу, сквозь собственные вопли расслышав характерный треск.
Желание освободиться было так велико, что мой стражник не выдержал и отступил. Я спрыгнула с каталки и бросилась к двери, стремясь на волю. Но стоило мне приблизиться, как створки кузова распахнулись и передо мной предстал еще один безликий.
В секунду оценив ситуацию, он, недолго думая, размахнулся и ударил меня по лицу. Я помню, как отлетела назад, как ударилась головой обо что-то острое, как рот наполнился вкусом крови. И как уже знакомые руки прикоснулись к моему лицу. Пальцы погладили щеки и губы, а затем мое тело окутала упоительная невесомость, убаюкивающая и успокаивающая. Последнее, что мне запомнилось – пронзительные фиолетовые глаза, которые иногда будут приходить ко мне в кошмарах.
Глава 22
– Как ты думаешь, что я здесь делаю? – резко и настойчиво вклинился в поток моих мыслей голос Алтая. Я лениво потянулась, словно сонная кошка и начала оглядываться по сторонам в поисках официанта.
– Здесь, в этом кафе? Или здесь, на этой планете? И сразу оговорюсь, что в философских диспутах я не сильна, поэтому на тему сущности бытия и бренности этого мира со мной лучше не разговаривать. Из великих мыслителей я знаю только дедушку Фрейда, да и то только потому, что мужик был специалистом по извращениям.
– Давай оставим этого гуру психоаналитики и его, да и твои тоже, извращения в покое, – вздохнув, предложил Алтай. – Мы не просто так с тобой сегодня встретились.
– Ну, да, – не стала спорить я. – Сегодня Луна в Козероге.
– Не в курсе, где сегодня Луна, но знаю, над чем ты сейчас работаешь, – невозмутимо продолжил свою мысль Алтай. – И хочу помочь.
С меня мгновенно сдуло всю дремоту. И я так резко подалась вперед, что едва не перевернула шаткий столик, настойчиво балансирующий на неровном полу.
Алтай повторил мое движение, правда без лишней суеты и нервов, и склонился к моему лицу. Тихо, глядя мне в глаза, он спросил:
– Что ты знаешь про Мать Сатаны?
Я на мгновение растерялась.
– Это что-то из мифологии?
– Нет, это что-то из методички отдела по борьбе с международным терроризмом.
Я так же резко отпрянула назад.
– Откуда ты?… Как?… Что, черт побери, происходит в этом проклятом городе! – в конце концов, заорала я, не стесняясь окружающих. Окружающие вздрогнули и с опаской покосились на нас. Опять.
– Идем, – скомандовал Алтай и пружинисто вскочил на ноги. Так резво, словно половина его головы не была покрыта сединой. И, бросив на столешницу купюру в качестве оплаты за заказ, пошагал к выходу.
Мне ничего не оставалось, как бросится следом.
Я бежала за ним словно маленькая девчонка за папой, едва поспевая и стараясь не потерять в толпе. Выйдя на проспект, мы влились в плотный людской поток и начали лавировать. Вернее, лавировал Алтай, спокойно и уверенно двигаясь в сторону, как я уже догадалась, центральной площади. К самому оживленному месту в городе. А я, едва не хваталась за его рукав и активно работая локтями, распихивала людей. Когда твой рост с трудом превышает полтора метра, нужно быть наглой и напористой, чтобы не растоптали более крупные собратья.
– Куда мы идем? – прокричала я, пытаясь переорать один из нетленных хитов отечественной музыкальной индустрии в корявом исполнении уличных музыкантов. Непризнанных гениев с легким налетом бомжеватости было трое. Один из них самозабвенно дергал струны старенькой ненастроенной гитары, а двое других в это время активно подсовывали прохожим под нос головные уборы. Причем если первый держал в руках нечто, смахивающее на самодельную соломенную шляпу, то у второго вообще была кепка.
– По четвергам не подаю, – рыкнула я, едва только один из ребят попытался броситься мне наперерез. Мгновенно изменив траекторию движения, парень постарался оказаться как можно дальше от меня.
Алтай, наконец, вынырнул из толпы и свернул в тихий безлюдный переулок. В Восточной столице было полно таких мест, незаметных и словно позабытых, находящихся по соседству с популярными ресторанами, шумными барами и сверкающими торговыми центрами. Словно два мира, существующие параллельно друг другу, но никогда не пересекающиеся. Один серый, грязный и тоскливый, где вечная слякотная осень с небом цвета грязной ваты, бродячими собаками и стариками, доживающими свой нерадостный век в разваливающихся бараках. Это мир нищеты, чувства обреченности и заброшенности. Он пахнет кислой капустой, самогонными парами и дешевым табаком. А за забором иной мир. Шумный, веселый, яркий. Переливающийся разноцветными огнями дорогих магазинов и неоновых вывесок. Где музыка гремит басами, прерываемая лишь взрывами звонкого смеха. Пахнущий ванильными десертами, горячим кофе, фруктовым дымом и дорогими помадами. Эти два мира – как черное и белое. Как правда и иллюзия. Как скомканная старая ткань и скользкий атлас.