– Они действительно братья. Но не двоюродные. А родные. По отцу.
Я замерла, словно громом пораженная. Только глаза моргали.
А Седой тем временем продолжил тоном сказочника, повествующего свою любимую притчу:
– У всех парней был один и тот же отец. Но матери – разные.
– Как? – судорожно и едва слышно выдохнула я. Но Седой услышал.
– А вот теперь твоя теория про тройное удочерение к месту, – ехидно заметил мой друг.
– Скорее уж, усыновление, – произнесла я, все еще пребывая в крайней степени растерянности.
Нет, я предполагала нечто подобное, особенно после встречи с Глушко-старшим в больнице. Он был напуган, очень напуган. У меня оформилось несколько догадок по этому поводу. Одна из основных – мужчина опасался кого-то из своего близкого окружения. Ведь недаром он затрясся как осиновый лист на промозглом осеннем ветру, когда речь зашла о семье. И шептал, не переставая: «вы не знаете, на что он способен». Он, не она. А значит – брат, отец, сын, племянник. Перечислять можно долго, но, кажется, он имел ввиду…
– …родного отца, – закончила я вслух свою мысль.
Седой, в этот момент о чем-то рассказывающий, запнулся, а после сердито переспросил:
– Что?
– Глушко упоминал родного отца своего сына?
– Именно эту информацию я и пытаюсь до тебя донести, и было бы прекрасно, если бы ты меня хотя бы иногда слушала, – прорычал Седой голодным зверем. – Вместо этого ты непонятно чем занимаешься. Погружаешься в свои болезненно-пьяные фантазии начинающей алкоголички?
– Ты обедал сегодня? – невинно поинтересовалась я.
Седой растерянно умолк, видимо, пытаясь понять, что обозначает этот резкий переход от одной темы разговора к кардинально иной.
– И пока ты ищешь связь между своей паршивой привычкой пропускать обед и моим интересом к твоему желудочно-кишечному тракту, я тебе расскажу одну забавную историю. Много-много лет назад, в те славные времена, когда горы были выше, трава зеленее, а солнце теплее, жил-был на свете один ослик. И мечтал этот ослик о клевере, а все предлагали ему только сено. «Как же решить эту проблему?», – спрашивали у ослика. «Не знаю, – отвечал ослик, – я слишком занят. Я думаю о клевере».
– Тебе что, одного алкоголизма мало? Ты еще и понаркоманить решила? – ровным тоном поинтересовался Сашка, но ощущение было такое, что будь он рядом – придушил бы. – Какой осел? Какой клевер!
– Не знаю, – беззаботно ответила я и подмигнул чуть ошалевшему водителю, с подозрением посматривающему в мою сторону и с тоской – на череду машин впереди, образовавших пробку, в которой мы застряли. – Я слишком занята. Думаю о том, как свалить туда, где на меня не будет рычать голодный, а потому очень злой мужик, который привык срывать на мне все свое недовольство и которому я помогаю исключительно по доброте душевной!
Я бросила трубку, яростно нажав на кнопку отбоя. Раз пятнадцать. Остановил меня отчетливый треск, результатом которого стала трещина, образовавшаяся на пластмассовом корпусе. Кажется, с яростью я перестаралась.
Вдохнула, выдохнула, еще раз улыбнулась водителю, поинтересовавшись, как далеко мы находимся от здания цирка.
– Практически на месте, – обрадовал меня этот милый парень с широкой открытой улыбкой, – вон, видишь арку?
Он указал направо, вглубь тропинки, что вела к центральному входу в городской парк.
– Пойдешь прямо – дойдешь до озера. Обогнешь его по левую сторону и вновь пойдешь прямо, вдоль набережной. Через пятнадцать минуты выйдешь к цирку. На машине было бы быстрее, но сколько еще простоим – не знаю.
Он явно хотел помочь. А еще явнее было то, насколько сильно ему хотелось избавиться от симпатичной, но странной девчонки, обсуждающей по телефону ослов и клевер. И ищущей дорогу к цирку. Кажется, вся моя жизнь постепенно превращалась в бродячий цирк.
Я улыбнулась самой милой из имеющихся в моем арсенале улыбок, поблагодарила и выскользнула из машины на проезжую часть, прямо под начинающийся дождик.
Зонта с собой не было, а потому я поплотнее запахнула куртку, подняла воротник и рысью побежала по указанному маршруту.
Опуская лицо пониже, чтобы укрыться от косых струй, усиливающихся с каждой минутой, я опять вытащила из кармана телефон и нажала на вызов единственного сохраненного номера.
– Да! – рявкнул Седой.
– Он назвал имя родного отца парня? – отрывисто спросила я. Дыхание сбилось из-за быстрого движения, а по лицу уже стекали капли дождя.
– Нет, – сдержанно ответил друг и сквозь его слова я услышала знакомое шуршание бумажки. Я тихо усмехнулась уголками губ. Время идет, а привычки не меняются. И это даже приятно – что хоть что-то в этом мире остается стабильным и незыблемым. Например, любовь моего друга к сэндвичам с курицей из одной и той же доставки готовой еды, чьим фирменным отличием являлись специфические пакеты, куда они складывали свои бутерброды. Упаковка забавная, еда – гадостная. Но Седому нравилось поглощать эти обильно сдобренные жирным соусом куски хлеба и куриного мяса с пожухлым листиком салата между ними. – Он его не знает.