Как хорошо бывает пройтись ясным октябрьским утром по чистым аллеям Старого города. В синеве неба, еще не затянутому тугими облаками, плескалось море тихой печали, навевая меланхолическую грусть. Спокойные клены и вязы, словно верная стража, сопровождали мою прогулку, охраняя от зыбкой реальности современного мира и даруя время для неторопливых размышлений и добрых воспоминаний.
Размеренно и не спеша я без цели прогуливался по застывшему в предчувствии приближающейся зимы, парку, особенно не замечая происходящего вокруг, когда знакомый голос, внезапно, окликнул меня:
- Милош, бог ты мой, какая встреча! - Ко мне, широко раскинув руки, приближался мой старинный приятель Герман. - Сколько же мы не виделись? Пять лет? Шесть?
- Семь. Я тоже рад видеть тебя, Герман. Мы обнялись.
- Давно в городе? Слушай, ты не занят сейчас? А то пошли ко мне. Расскажешь, где пропадал, что видел. Герман, если начинал говорить, то остановить его было трудно.
- Для тебя, Герман, я свободен.
Мы поймали экипаж и покатили в его старинный особняк, доставшийся ему в наследство от богатой тетушки. Герман, единственный среди нас - молодых художников - был обеспеченным человеком. Не обладая достаточным талантом, и поэтому довольно рано оставившим обучение, он, между тем, оставался душой нашей компании и, в бытность свою студентами, мы частенько гостили в его огромном доме на Ясеневой аллее. Он нередко помогал нам деньгами; будучи вхож в богатые семьи, пристраивал наши первые картины, за что мы были ему весьма благодарны.
- Вы, художники, народ бездомный. Без крыши, без корней. Вы идете туда, куда подует ветер вашей мечты и здесь я вам завидую, - говаривал мой друг.
Пройдя по хрустящей гравием дорожке, мы поднялись с ним на крыльцо. Тяжелые двери раскрылись, как будто поджидая, и нас встретил старый дворецкий - бессменный часовой этого дома. Словно и не было этих лет.
Мы прошли в уютную гостиную и благодушно расположились перед камином с наполненными до краев горячим пуншем, кружками, предаваясь веселым воспоминаниям и разбавляя свои рассказы порцией доброго смеха.
- Моя выставка в Нью-Йорке прошла с успехом, - тем временем рассказывал я, - европейская романтика там еще в почете. А как остальные? Видишь кого-нибудь? Альфреда? Дерека?
Я обратил внимание, как вдруг изменился Герман.
- Бедный Дерек, - мой друг поднялся, но я успел заметить тень печали на его лице.
- А что с ним?
- Как? Ну да, ты ведь не знаешь? О, друг мой Милош, это грустная история. Наш бедняга Дерек, написавший за свою жизнь лишь одну достойную картину, не смог справиться с тяготами бытия. Бог свидетель - я пытался помочь ему. Он покончил с собой в психиатрической лечебнице, - Герман хлопнул ладонью по столешнице.
- Что ты говоришь?! Как такое могло произойти? - я был в растерянности. - Дерек, такой хладнокровный и расчетливый... Про него ходила шутка, что у него в жилах вместо крови течет ртуть, помнишь? Он был самым спокойным в нашей шумной компании. И, надо же... Продолжай, я слушаю.
- Когда наши пути разошлись, каждый пошел своей дорогой покорять этот мир. Дерек выбрал, наверное, самый экстравагантный путь - он отправился в северную Африку, долго жил среди бедуинов, изучал их, писал бытовые зарисовки. Потом был Ближний Восток. Я не терял с ним связь. Мы часто переписывались. И вот однажды, он заявился прямо ко мне. Весь такой таинственный, облаченный в экзотическую ауру востока, словно загадочный арабский мир пропитал его насквозь.
С собой он привез все свои картины. Довольно хорошие, скажу я тебе. Особенно одна - "Демон в пылающем венце" - так он ее называл. Не знаю в каком состоянии сознания он пребывал, когда писал ее, но картина получилась настолько завораживающей, что я боялся на нее смотреть.
- Итак, Дерек носился с этой картиной по всему городу, стараясь куда-нибудь ее пристроить. Но ни одна галерея не решилась ее выставить. Эта картина пугала всех. Дерек все больше впадал в отчаяние. Все это время он жил здесь. И уж поверь - у меня было достаточно времени, чтобы проследить за теми изменениями, что происходили с ним. Но дни шли, а у него так ничего и не выходило. Даже я был бессилен здесь. Картина ужасала. Никто не хотел связываться с ней. И здесь с нашим другом стало происходить нечто странное. Он стал вскакивать по ночам, носился по комнатам, кричал, размахивал руками, словно с кем-то спорил. Скажу тебе по секрету - я стал бояться его. Да-да, друг мой, Дерек меня пугал.
- Однажды я обнаружил его во дворе, вооруженного кинжалом, который он позаимствовал из моей коллекции. Он был в ярости, не подпускал меня к себе и все грозился кого-то убить. Мне пришлось вызвать полицию. Его поместили в лечебницу в Крестовицах, где он через несколько дней повесился. Там же и похоронен. Так что, в его смерти есть и моя вина.