– Алан, у меня два ночи, я в Сиднее.
– Отпуск, доски, море, виски. Завидую по-чёрному, но дело не терпит, – начал я с разбега. – Нужна связь с мордами из третьей фокус-группы. У меня тут бомба.
Я посмотрел на Борю, улыбнулся, подмигнув, тот неуверенно улыбнулся в ответ.
– Какая бомба? Ты бухой?
– Самая настоящая, Ифрам. – Я прикусил нижнюю губу и руками очертил крупную дыню. – Большая, жирная бомбёха, которая разворотит этот мир, возьмёт его за шкирку и встряхнёт, как девятибалльное землетрясение. И ты первый, кому я говорю об этом.
Ифрам верно угадал нажим, с которым я указал на его первенство. Задумавшись, он переводил его в проценты, и поскольку обладал здоровым самолюбием, предложил сойтись на пяти. Я скинул до двух и после полюбовного прощания оборвал связь, на несколько секунд оставшись в темноте прикрытых глаз, жалея, что ушли времена, когда можно было самому выходить на нужных людей и не терять прибыль на дороге.
– Ты зачем соврал о срочности? – спросил Боря.
– Для него такая спешка значит, что дело стоящее. И не строй из себя святошу, тебе же хочется покрасоваться.
Он развёл руками:
– Но у нас даже патента нет.
Я небрежно отмахнулся, мол разберёмся, и принялся читать новости про колонию на Марсе.
Когда очередная будка освобождалась, Боря крутил головой и пристально смотрел вслед тому, кто отделял его от триумфа.
Рано, Боря, о триумфе думать, ещё огромная работа впереди. Это совещание – лишь толчок первой плашки домино, которая, если повезёт, сможет завалить плашку побольше. Я уже не раз сидел перед дверьми кабинетов, когда встречи с глазу на глаз ещё были в чести. Ожидая от встречи чуда, верил, что сейчас дядя министр проникнется, почувствует запах наживы и осыплет меня золотом. Но каждый раз я уходил золотом облитый, с карманами, набитыми пустыми обещаниями. Не достаточно изобрести что-то, это что-то надо продать.
Но я уверял себя, что сейчас всё получится.
Вскоре завибрировал заушник, обвивающий ухо чёрным матовым червём, и линза подсветила мне нужную будку красным цветом.
Внутри она была полностью чёрной, кроме мультимедийной стены два на два. Белая надпись на тёмно-сером экране, окружённая множеством иконок, сообщала о готовности к связи, требовалось только ввести код соединения. Напротив экрана стояло два кресла. Боря сел первым и принялся ёрзать туда-сюда, пытаясь устроиться поудобнее, чему явно мешал демон.
Из-за полной шумоизоляции создавалось впечатление, что дверь отсекла нас от внешнего мира, поместила в карманную вселенную. Я ввёл код, присланный Ифрамом, и уселся рядом с Борей.
Один за другим на экране появились лица людей в квадратных окошках, всего – десять. Ни одного ясного взгляда. Все молодые, не старше тридцати на вид – хотя сейчас все выглядели так – но у каждого на лице серела печать утомительной рутины. Она угадывалась в полуприкрытых веках, в опущенных уголках губ и не сулила ничего хорошего, потому что нет хуже клиента, чем уставший клиент, которому плевать. И будь твой продукт хоть золотой гусыней, он будет выглядеть драной курицей.
– Открыто заседание номер шестьдесят шесть, всем добрый день, – монотонно начала женщина из верхнего левого окна, питающая любовь к восточной традиционной моде. – Меня зовут Селиванова Мария Геннадьевна, я выступаю в роли ответственной. Мистер Бертич, мы не получили от вас заполненной формы.
– Виноваты, Мария Геннадьевна, – я смотрел в камеру, жалостливо сведя брови шалашиком, – Мы не хотели отрывать вас от дел, но Ифрам уверил, что форму можно позже прислать, что наш продукт может стать исключением.
– Да, он был немного взволнован, но без предварительной оценки патента нам будет сложно говорить предметно.
– Патента, – я посмотрел на Борю, – нет.
– Значит, заседание переносится на месяц, – подытожила Мария, плохо скрывая раздражение.
– Но ведь это формальность.
– Мистер Бертич, есть протоколы, которые…
– Патента нет, – вмешался Боря, подавшись ближе к камере, – но документы всегда со мной.
Для наглядности он постучал пальцами по заушнику.
– Мы не можем тратить время, чтобы разбираться в них, Борис Антонович.
– Маша, – сказал мужчина, подписанный Робертом Генри. Голос и манера у него оказались под стать удаву. – Мне пришлось сорваться с виртеатра, чтобы сидеть здесь. Я не хочу, чтобы эта жертва была напрасной. Кто-нибудь ещё?