Маленький Олбин сидел около двери в следующей комнате, прижавшись спиной к стене, и тихо плакал. В его темных слезинках плавали рыжие соринки, напоминающие порошок ржавчины.
- Ты - демон. Забыл? Так не веди же себя как человек! - прикрикнул Нагой. - Только слабые людишки могут опуститься до того, чтобы прощаться с умирающими близкими. Разве я не твердил тебе об этом весь вчерашний день? Демоны - высь всех живых существ. И нам совсем не делает чести то, что мы поддаемся тем же слабостям, что и человек. Детей греха не может клонить к добродетели. - И заорал во всю глотку: - Ты понимаешь, о чем я толкую тебе, маленький ты глупец?!
Будь на месте Олбина другой ребенок, не презирающий все человеческое так, как презирал его демон, он бы, несомненно, тут же подскочил и не раздумывая влетел бы в комнату отца, со слезами прижавшись к его ослабшим ногам. Но не стоит забывать, что наши герои - пропитанные грехом коренные жители Хэллинга, а потому не удивляйтесь тому, как стойко сдерживает свои эмоциональные порывы юный демонический ум.
- Почему... почему ты так ненавидишь людей? - наконец заговорил Олбин. - Если бы не твои бессмысленные рейды в районы грешников, тебе бы не пришлось подыхать сейчас у меня на глазах!
- Ты еще всего лишь сопляк, потому и не понимаешь. Грешники считают, что, отпахав в аду, они получают право на свободное сосуществование вместе с демонами. Вровень себя с нами ставят. Черта с два! Хэллинг - наш мир. Им дико повезло, что Вещательный Центр однажды подарил им такую возможность. Но так просто я этого не оставлю. Кто-то должен вдолбить в их головешки, что они тут не дома.
Олбин громко всхлипнул, зажав глаза ладошками:
- Как же - не оставишь! С разорванной-то душой! С забронированным-то билетом на визит к смерти!
Нагой ухмыльнулся и скосил глаза на огромную сквозную дыру у себя в груди, внутри которой что-то тускло мерцало красным.
- Мда-а, - протянул он, опустив веки, - не слабо та баба на мне отыгралась.
- На кой черт ты вообще ввязался с ней в драку!
- Послушай, сын, - спокойно перебил его Нагой. - Как, по-твоему: выше ли демона стоит человек?
- Нет...
- И перед законом все мы равны?
- Да...
- Тогда как же быть, когда один из них внезапно начинает думать, что ему дозволительно переступить через установленный запрет и забрести на территорию демонов? Как же быть, когда Вещатели закрывают на это глаза, оправдывая свою халатность безобидностью грешников? Что же, наконец, делать, когда с каждым днем растет уверенность, что Центр рано или поздно отменит границы, и нам придется жить вместе с мертвыми?
- Та женщина...
- Именно, Олбин. Одна из тех крыс, возомнивших, что им тут рады. Хе-хе, в древности люди поклонялись демонам, считали их богами. А сейчас что? И знаешь, из-за чего наше величие в их глазах пошло по наклонной? Что всему виной?
Олбин уже не плакал. Размеренный тон родителя успокоил его, и теперь он внимательно слушал. В его глазах постепенно разгоралось гордое пламя бунтаря, взращенного отцовским воспитанием.
- Греховные Игрища, - прорычал Нагой. - Когда Вещатели дали грешникам возможность раскрыть свой потенциал на полную и опрометчиво назвали синнеров величайшими - тогда-то человек и почувствовал, что ролью своей в истории он решительно не доволен. С грешниками первого класса обращаются на этом турнире, как с высокочтимыми гостями. Поздравляют их, благодарят, желают удачи. Однажды я побывал на Игрищах и видел всю эту грязь...
- Отец...
- Остается только надеяться, что в один хмурый денек среди тамошних сотрудников все же появится тот, кто сможет дать понять участникам - а вместе с ними и всем зрителям, - что грешники первого класса - лишь качественные рабы. Тот, кто внушит им трепет. Внушит страх и уважение. А непослушных заставит сожалеть.
- Отец... я...
- Олбин, тебе же я завещаю не забывать о моих словах. Не уподобься большинству наших сородичей, которые не находят соседство с людьми позорным. В наше время (впрочем, так было почти всегда) всем, к сожалению, плевать.
- Я обязательно...
Но Нагой никак не хотел дать своему сыну договорить:
- У меня все.
И едва Олбин снова раскрыл рот, как он тут же взревел:
- А теперь пошел к черту, недоносок! Утри слезы, размазня, и оставь меня одного! Я собираюсь отбросить концы и слиться с великим Мсье Сатаной! ПРОЧЬ!!! - Он отломал кусок торчащего прута и с такими силой и точностью швырнул его в стену, что тот пробил ее насквозь и выскочил прямо у уха Олбина, оставив ему небольшой порез.