Так всерьез ни за что и не взявшись, они сели на корягу смотреть, что делает восточник. Наверное, Рубосу было скучновато: он ерзал, вздыхал, попытался пару раз завести разговор, но Лотару, который не отрываясь следил за манипуляциями Сухмета, было не до того.
Сухмет же творил чудеса. Сначала он снял ауру янтарной скалы. Правда, она так быстро восстанавливалась, что ему пришлось выбить в этой ауре довольно внушительную шахту и по ее периметру поставить оборонительный пояс, чтобы она не затягивалась. Это было очень важно для того, чтобы можно было работать с янтарным океаном без наводок, абсолютно чисто и непредвзято.
Потом он попробовал проникнуть в толщу янтарных слоев, но быстро отказался от этой затеи, потому что оттуда исходил только солнечный свет – но не тот, к которому они все привыкли, а какой-то чересчур резкий, голубой, очень раздражающий. Словно солнце светило в какие-то другие, незнакомые, немыслимо отдаленные от них времена. Чтобы с ним работать, Сухмет даже нарастил на роговицу глаз белесую пленку, что привело Рубоса в немалое замешательство, Лотар подумал, уж не послать ли мирамца, например, еще корешков насобирать?
С этим светом почти ничего не выходило. Единственное, чего Сухмет добился, так это подтверждения, что этот скромный на вид, не очень громоздкий валун Жалын собирал чрезвычайно долго, может быть, миллионы лет. Но и власть его над временем благодаря этому инструменту стала практически неограниченной.
Около полудня Лотар решил, что на сегодня Сухмет уже выдохся, но восточник вдруг резко сменил стиль своих экспериментов и теперь работал с той энергией, которой пользовался, вероятно, и Жалын. Это было очень эффектно: сначала Сухмет резко помолодел снаружи и изнутри – стал выше ростом, прямее и гораздо энергичнее. Потом, наоборот, стал сам на себя не похож – другое лицо и повадки.
А напоследок, после очень странного полутанца-полувызова этой энергии, вдруг исчез. Лотар тут же перешел на магическое видение и различил контур старого друга, нарисованный в воздухе каким-то маревом. Но для Рубоса и волшебника среднего класса он попросту испарился на месте.
Считывая его состояние прямо из сознания, Лотар понял, что Сухмет ориентировался по тем предметам, которые находились тут достаточно давно, – самой янтарной скале или коряге. Но не улавливал меняющиеся проявления этого мира, например Лотара или Рубоса.
Когда он вынырнул, то, задыхаясь, словно выскочил из воды, произнес:
– Господин мой, тебе нужно это тоже попробовать.
– Что именно?
– Это ныряние в какой-то подвременный слой, где ты видишь окружающее и в то же время остаешься недосягаемым для него. Да и сам себя не очень-то видишь.
– Как это? – спросил Рубос.
– Ну, каким-то образом не совпадаешь с существующим миром. И это гораздо эффективнее, чем, например, магия невидимости, которой мы пользовались для «Летящего Облака» . Она-то частенько не действует. Например, в сильный дождь…
– Разве? – удивился Рубос.
– Да, в дождь капли обозначают тебя не хуже, чем цветные флажки. Хотя, конечно, нужно уметь и это видеть.
– Понятно.
– А что с этим твоим подвременным слоем? – спросил Лотар.
– Представь, ты находишься в одном и том же пространстве, например у этого камня или в комнате, но через разные промежутки времени. Скажем, час спустя. Но каким-то образом через этот вот микропереход в подвременном слое можешь этот час преодолеть. Получается что-то странное, предметы, которые час назад были на одном и том же месте, для тебя видимы, и даже можно на них оказывать влияние, например, сдвинуть их подвременные тени, хотя это проявится через час, но в то же время…
– Стоп! – заорал Рубос. – Ты хочешь сказать, что я могу нырнуть в это твое проницаемое время, подойти к часовому, зарезать его, а через час из нанесенной мной раны у него ударит фонтан крови, и он умрет? А я буду все это время совершенно недосягаем для его оружия?
Лотар посмотрел на Сухмета с ожиданием, а на Рубоса – с уважением. Он и сам не мог бы лучше задать тот же вопрос.
– Ну, – от напряжения Сухмет даже прищурился, – все немного сложнее. Кровь пойдет сразу, и рана сразу появится, и ты тоже будешь в пределах досягаемости, если часовой тебя поймает. Так что, конечно, вариантов гораздо больше, но в общем – да, ситуация примерно такова. Хотя и то, что ты описал, наверное, возможно. Просто я еще не думал о таком образе действия, хотя они очень похожи на методы отложенной смерти… Господин мой, – он снова обратился к Лотару, – тебе нужно нырнуть туда, чтобы понять, что я имел в виду.
Тишина, которая повисла над тремя друзьями, была содержательной и напряженной, как будто кто-то падал с большой высоты.
– Так они и застрелили Боста, из этого самого подвременья, – предположил Лотар.
Сухмет кивнул, соглашаясь. А Рубос произнес:
– А мне это напоминает еще одну странную историю. Восемнадцать лет назад, когда мы разговаривали с Кнебергишем, врачом мирамского князя, он рассказал, как к нему в лабораторию ввалились люди, которые пытались его убить или похитить. И они были абсолютно невидимы. Им не удалось расправиться с лекарем, потому что они плохо ориентировались в том виде, в каком у него там оказались… Не были ли они в состоянии этого подвременного ныряния?
– Я помню эту историю. Возможно, ты прав, – быстро ответил Сухмет, который ничего не забывал, тем более за такой микроскопический отрезок, как восемнадцать лет.
– Тогда я не очень поверил Кнебергишу, а теперь выясняется, что он говорил правду, – пробормотал Рубос.
Лотар посмотрел на восточника:
– Мы можем это использовать?
– Как именно?
– Для боя, разумеется. Нас же, как ты, может быть, еще помнишь, кормит меч, – Лотар усмехнулся.
Сухмет нахмурился. Он думал.
– Мы можем этим открытием пользоваться. Но придется очень много тренироваться – не меньше, чем для нормального владения этим самым мечом, господин. А может, даже больше.
Лотар кивнул:
– Я не против.
– Вот и отлично. Мы попробуем это позже. Сейчас я хотел еще проникнуть в природу того купола, который образуют над скалой пузыри, выходящие из посоха. Кажется, это очень вредно для тех правил, по которым он работает и по которым создавался.
– А вот мне кажется… – заговорил Рубос, но тут произошло несколько вещей одновременно.
От посоха Гурама снова отделился большой шар сгущенного воздуха и поплыл к вершине янтарной скалы. Откуда-то очень издалека зазвенели колокола опасности. И на песчаном склоне, по которому они катались вчера весь день, появилось большое облако, а потом, почти сразу за ним, еще одно. К ним кто-то очень хотел присоединиться. Лотар выхватил Гвинед и Акиф, потому что такого тембра своих колокольчиков не слышал ни разу в жизни. Он знал, что сейчас предстоит бой не на жизнь, а на смерть. И почему-то все мыслимые шансы сложились так, что работали против него. Он не стал на этом останавливаться, потому что задумываться сейчас было смертельно опасно, но это знание выстроилось перед ним с такой очевидностью, словно у него появилось еще одно качество – возможность предвидеть собственные похороны.
Когда песчаное облако улеглось, из него вышли двое. Лотар сначала не поверил своим глазам, но чем дольше он всматривался, тем тяжелее ему становилось дышать, тем больше хотелось пить. Он понял, что впервые за очень много лет боится, просто боится, как нормальный человек, как боялся тогда, когда был учеником наемника в отряде Рубоса. И даже еще больше.
К ним приближалась Бетия, старшая дочь Дро КаФрама, – расслабленная, как морской анемон, спокойная, как отражение звезд в ровной поверхности полуночного пруда, мягкая. Лотар, сравнив себя с ней, показался себе застывшей корягой. Казалось, даже песок не проминался под ее ногами, даже тело ее казалось прозрачным и воздух не колебался от ее движений.