Оставшись за спиной у Сатаны в юбке и демона во плоти, я с замиранием сердца проводила наманикюренную ручку Аллы Петровны, которая выскользнула у Ильи из заднего кармана брюк, ущипнув его напоследок за крепкую ягодицу.
От такой картины перед глазами меня отчего-то бросило в жар… от стыда. Да, определенно от стыда. Мне… мне просто было стыдно за то, что Илья… так на нее действовал, да. Это как бы ответственность. Все же я его нарисовала, а он теперь крутит здесь вот так вот своим аппетитным…
— Коллектив. Минуточку внимания! — Громко хлопнула в ладоши Алла, выводя меня из какого-то оглушенного состояния. — Прошу всех собраться вокруг нас. У меня для вас очень-очень важное сообщение!
Улыбаясь во все тридцать два белоснежных винира, начальница обвела светящимся от счастья взглядом спешно обступивших ее сотрудников. Убедившись, что все в сборе, она как-то особенно радостно вздохнула и обернулась к Илье. Снизу вверх заглянула ему в глаза, словно собачонка, жаждущая, чтобы хозяин бросил ей мячик, не иначе. Да еще и пушинку несуществующую с его рубашки убрала. А после еще раз, да так вожделенно провела по остро отглаженному воротнику наманикюренным пальчиком, как бы невзначай поймав при этом мой взгляд.
А ведь она этого и добивалась! Чтобы я смотрела на них, чтобы видела, как она трогает его своими грязными ручонками… но… но почему это так бесит меня? Мне же должно быть совершенно все равно… куда еще она их ему сует…
— Дорогие мои ребята. Сотрудники. Коллеги. — Начала она толкать речь, во всю насладившись смятением, прочитанным в моем взгляде. — За последний год мне удалось сплотить вас. Мы с вами стали настоящей командой… ах, да что там — семьей! И я бесконечно горжусь этим своим достижением! После смерти моего отца вы действительно стали моей семьей. Я буквально чувствую свою ответственность за каждого из вас… ах, чувствую себя вашей любимой мамочкой! — Драматическая пауза наверно должна была всколыхнуть волну слез и растроганных вздохов, но просто зависла в напряженной тишине, освещенная бледными, напряженными лицами сотрудников «Красного Кактуса», жопой чующих что-то неладное. — Я была бесконечно рада с вами работать, но, как и в каждой семье, наступает момент, когда дети вырастают и им нужно двигаться дальше. «Красному Кактусу», такому каким он стал в мое правление, просто необходимо дальнейшее развитие. А что нужно для этого в современном мире? Да, правильно — усиленное финансирование и умелые руки. Сильные и нежные мужские руки. — Сказала, даже не пытаясь дождаться ответа аудитории. И, закусив губу, с вожделением посмотрела на руки Ильи, которые тот с усмешкой убрал в карманы своих идеально отглаженных темно-серых брюк. А сразу после шагнул вперед, сухо и без эмоций оттеснив Аллочку за свою спину.
— Что ж, у меня действительно очень умелые руки и я готов любить вас всех! С сегодняшнего дня я буду вашим папочкой, детки.
Глава 8. Красный Змей
Я от нее бежал, в прямом смысле. Буквально. Выбежал из квартиры, чуть не споткнувшись о кота, захлопнул дверь и поехал, просто вперед, игнорируя даже светофоры. Гнал вперед, не приходя в себя. Где-то в поле вышел из машины и попер неведомо куда.
Гадское чувство страха и боли в крыльях, которых давно нет − то еще удовольствие. Ненавижу!
− Ненавижу, − начал говорить я вслух и неожиданно получил ответ:
− Это взаимно, Айтварис.
Я обернулся и тут же скривился от кислой рожи этого зануды.
− Какие люди и без охраны, − насмешливо начал я. — Хрена ты приперся сюда, Разиель, ангельской мордашкой посветить или крылышками потрясти? Или думаешь…
− Ты так и не научился врать, − припечатал меня холодно один из моих братьев − бывших братьев, если быть точнее.
Разиель был красавцем. Я все еще считаю, что отец одарил его больше всех. Высокий рост, широкие плечи. Тело Аполлона − просто так без единого усилия, огромные белые крылья и золотые кудри. Смотрит еще на меня своими невинными голубыми глазами. А вот если бы не был девственником, то потек бы уже при виде меня, невинная овечка!
Что уж врать, если кого-то из ангелов я и хотел бы поиметь, так это Разиеля, во всех смыслах этого слова, но эти его ответы и его спокойствие злят так, что я вновь начинаю чувствовать голод. Слабый, далекий, но голод. Даже такой крохотный он гнетет меня куда сильнее, чем в тот день, когда я потерял свои крылья.
− Чего тебе надо? — спросил я у Разиеля. — И вообще, прикройся! Я существо слабое, падшее, задеру твою юбчонку и…
− Мы оба знаем, кто ты на самом деле, − перебил меня Разиель.
Разговоры о его «юбке», а если быть правдивей − ангельской тоге с золотым поясом, его явно не задевали, а жаль. Злой Разиель мне нравится больше.
− И кто же я? — спрашиваю, показательно пряча руки в карманы, и оттопыриваю пальцами ткань, словно там уже очень тесно, но нет, кстати, − пока ничего, хотя жрать хочется так, что аж тошнит, а обычно яйца сводит.
Когда-то с Разиелем мы сошлись в бою, в тот самый день, когда Люцифер проиграл отцу и, раздери меня гром, если я не победил этого белобрысого пацаненка! Я был когда-то намного сильнее, но это было слишком давно…
− Ты все еще не демон, − с неожиданным для меня вздохом сказал Разиель. — Я пришел сказать тебе правду, Айтварис. Это была воля отца.
− Воля отца − лишить меня крыльев? Спасибо, кэп, может он еще пару презервативов мне передал? Нет? Жаль… Аж просто меня заждались шлюхи, вон в том селе. Там наверняка найдется пару голодных доярок с вот такими бидонами.
Я показал огромную грудь в воздухе, рассмеялся и отвернулся, чтобы пойти в сторону видневшихся вдали низеньких домиков. Говорить с ангелом, еще и по велению отца, я не хочу. Да, я не стал настоящим демоном. Душа ангела — это его крылья. Меня этой души лишили, а нимб в насмешку, видимо, оставили. Мои братья падшие стали пожирать людские души и пихать в этот самый нимб, чтобы жить подольше, потому они изменились, стали тем чем стали, поддались порокам и безумию. Они говорят, что они свободны, а как по мне они жалки − тупые, лживые уроды…
− Если она полюбит тебя − у тебя будет шанс, − заявил мне вслед Разиель.
− Что? — переспросил я обалдело. — Какой еще шанс? Шанс на что? Кто вообще даст шанс настоящему инкубу, вечно голодному совратителю, готовому трахнуть даже тебя, чтобы эти старые обрубки не болели?! Это очень плохая шутка, Разиель!
Я разозлился, а злюсь я очень редко, особенно так, чтобы у созданного для дела тела вырастали вдруг огромные когти. Если он скажет хоть слово, то, клянусь, я насажу его прекрасное тело на эти самые когти и оторву ему крылья точно так же, как он сам поступил когда-то со мной, а потом посмотрю, как он запоет, и плевать, что за мной начнут охотиться все архангелы.
− Ты так и не присвоил себе ни одну душу, − спокойно сказал Разиель. — А то, как ты вчера вырвал чужую жизнь из лап черной магии, тронуло отца. Он сказал, что готов простить тебя, если эта девочка действительно тебя полюбит, а ты сможешь полюбить ее.
− Чего? — переспросил я. — У тебя от вида сногсшибательного меня мозги отшибло или ваш отец не девственник и моя магия берет даже его?
Я рассмеялся и похлопал себя по уже почти стоящему члену. Голод, такой голод, что я могу с собой поделать?
− Не стоит играть. Я же говорю − ты так и не научился врать, − спокойно ответил Разиель. — Отец всегда говорил, что ты один из тех наивных дураков, кого Люцифер просто использовал, но большинство из них давно погрязло в пороке, а ты…
− О да! А я свят, как твоя румяная попка… Очнись, Рози! Я − Айтварис, Красный Змей, тот самый, который перетрахал сотни монашек на алтарях во имя нашего папеньки!
− Только чтобы он это заметил. Он заметил, не беспокойся.
Он еще и плечами пожал равнодушно. Нет бы подбросить мне хоть что-то, хоть крошку, хоть немного гнева, ненависти, презрения, смотрит на меня и даже бровью не ведет.
− Ты не забирал у них ни жизнь, ни душу. Ты бил по самому простому из грехов: по похоти и велись на тебя только те, кто и так был в его власти. Не ты ли сам смеялся с развратных снов девственниц? Они поддались греху до тебя, а ты просто взял часть их энергии. Как крыса порылся в помойной куче и перебился объедками.