Она вздыхает и чуть отстраняется.
− Вот тут я хочу татуировку, − поясняет она и чуть поворачивается, чтобы ткнуть пальцем в левое полупопие.
Не улыбнуться было невозможно. Она так мило поджимала губки, что я едва не хохотнул от умиления, но пришлось сдерживаться, а то ведь обидится, решит, что над мечтой смеюсь.
− Так за чем дело стало? — удивляюсь я. − Обещаю не кусать тебя за попку, когда ты снимешь штанишки в салоне.
Я весело развожу руками, а она смотрит на меня взволнованно, красная, смущенная.
− Так как же это, − бормочет неуверенно, − попу незнакомому человеку подставлять. А вдруг там только мужчины татуировщики? Я поэтому и не сделала, когда хотела. Пришла в салон, который Катька рекомендовала, выпила перед этим даже для смелости. А там… три татуировщика и все мужики под два метра по уши забитые. Я как представила…
− Во-первых, салонов много, − заявляю я со знанием дела, ну а что? У моих тел и татуировки были и пирсинг, даже неприличный. Надо же как-то развлекаться. — Во-вторых, я женщину могу через стену унюхать, и вообще могу за ручку подержать в процессе и проверить, чтобы там чего не того не наделали.
Вижу ее скептический взгляд и добавляю еще одну мысль.
− Ну, или если совсем край, то я могу сделать ее сам! Даже не прикасаясь!
Я щелкаю пальцами и от них летят красивые разноцветные звездочки, словно фломастером нарисованные поверх реальности, а потом они превращаются в мыльные пузыри и лопаются. Люблю этот фокус. Ничего серьезного, а дамам нравится. Главное не звездить так в лица их мужей.
− Уважаемый товарищ демон, вы сейчас упустите возможность пощупать попу, − говорит она, едва не смеясь.
− Я потрогал душу, − невозмутимо отвечаю я. − Это вкуснее.
Она на меня смотрит странно. Взгляд у нее такой неоднозначный: то ли думает, что я, жук навозный, что-то задумал, то ли к лику святых намерена меня причислить, то ли и то, и другое одновременно. Последний вариант это точно про меня. Я всегда хороший, нет я правда хороший! Добрый я, но всегда что-то задумал и сейчас… я пока не придумал что, но что-нибудь обязательно задумаю.
− А давай! — в итоге соглашается она. − Только надо же выбрать какую!
Мы вооружились ее телефоном, захватили ближайшую лавку и давай смотреть эскизы.
Я давно так не смеялся.
− Это пошлятина, − ворчал я на какую-то бабочку.
− Ага, − соглашалась она и показывала мне подобие луны с острым носом. — Смотри, снимаю я штаны, а там это…
В итоге мы просто смеялись, вместо того чтобы что-то выбирать.
− Ой нет, это все такая глупость, − вздыхает она и убирает телефон. — Я не хочу такое и на себе… фу.
− Погоди! — говорю я, задумываюсь на миг и рисую в воздухе пальцем круг. Он тут же начинает сиять белой линией прямо передо мной. Я провожу над ним рукой и в круге, будто в танце, появляются две фигуры. Одна она с пририсованными, распахнутыми крыльями ласточки, вторая — я, тот Айтварис, которого она никогда не знала, с большими, почти лебедиными крыльями. Они смотрят друг на друга. Они словно шагают друг к другу и летят, и не смеют прикасаться. Так я все это чувствую прямо сейчас, если не думать о том кто я.
− Красиво, − вздыхает она.
− Не хочешь? — лукаво спрашиваю я.
− Хочу, − говорит она и, прежде чем она это осознает, я резком движением руки закидываю ей изображение в штаны.
− Ай!
Она от неожиданности аж подскакивает и потирает ягодицу.
− Ой, надо было сказать, что чуть пощиплет, − смеюсь я.
− Зараза! Я испугалась! — ругается она и все думает, как бы посмотреть.
Сама затащила меня в какое-то кафе, чтобы пойти и посмотреть на то что вышло в туалете.
− Абалдеть! — заявила она, выйдя оттуда.
− А то! — со смехом сказал я. — Это мой способ послать ангелов на… попу, на попочку, на попенций…
− Краснов! — возмущенно перебивает она меня, краснеет и смеется при этом. — Ну нормально же общались!
Она не злится и мне остается только рассмеяться вместе с ней.
Потом мы взяли мороженое и пошли гулять дальше. Болтали о какой-то ерунде. Я вытирал пломбир с ее губ, она обзывала меня извратником, видимо скрестив извращенца и развратника, но меня это вполне устраивало. Мне было так хорошо и весело, что я не сразу заметил, как она стала сонно зевать, пришлось вести ее почти спящую домой. Она в машине уснула у меня на плече и даже не возмутилась, когда я поцеловал ее в нос, а когда чуть в губы не поцеловал, она сквозь сон выдала:
− Это на десерт…
Нет, ей опять что-то снилось про сладости, но я так прыснул хохотом, что пришлось рот себе зажимать, чтобы ее не разбудить. На десерт… о да, это и правда на десерт, потому что прямо сейчас о выживании нет никаких причин думать. Я сыт и полон сил.
Я отнес ее домой, уложил в кровать и даже одеялом накрыл.
Будильник ее отключил. Я босс, мне решать, когда ей ходить на работу или не ходить…
− А Пушок? — спросила она, ворочаясь. — Без него никак нельзя…
Я осмотрелся и правда где эта котяра? Недолго думая, просто переместил его в собственную руку.
− Ш-ш-ш-ш-ш! — зло заявил мне он, а я его буквально силой Алисе под бок уложил.
− Ры! — ответил я ему и с чувством исполненного долга удалился.
Я мог бы остаться у нее. Дерзости мне бы хватило залезть к ней под одеяло, а на следующий день врать, что было все и даже больше. Она бы злилась, было бы весело, но не так сытно… наверно.
Сейчас мне было просто легко и я не хотел ничего портить. Вернулся в офис, убедился, что там навели порядок и просто устроился в своем кабинете. Вернее кабинете Аллочки-сладенькой-наивной-девочки, которая сюда больше никогда не придет.
Закинув ноги на стол, я откинулся в кресле, скрестил руки на груди и закрыл глаза, прислушиваясь к себе. Что там говорил Розиэль об отцовской воле? Чего там говорил я? Не все ли равно? Вообще, плевать я хотел на все это, потому что за свободу от голода я отдам все. Голову, жизнь, сердце, почку, член… хотя нет, член не отдам, или отдам…
Да никто не берет пока! Что паниковать?
Где-то в офисе начинает капать вода, я удивляюсь, открываю глаза, иду к двери, не переставая улыбаться. Странный этот «кап», зловещий и эхо какое-то подземное. Что, ко мне тварь какая-то пришла? Тогда ей очень не повезло, я как никогда силен.
Кап.
Я хватаюсь за дверную ручку.
За моей спиной чиркает спичка. Этот шкряб с запахом серы я никогда не путаю, потому замираю. Что бы там ни капало, даже если это только в моей голове, значения не имело.
Чтоб он сдох вообще! Знал же, что нельзя его вспоминать, но нет, меня весь день носило.
− Давно не виделись, Ай, − говорит он.
Голос у него чуть изменился с годами, стал будто тяжелее, но все такой же бархатный, въедливый голос, бьет по нервом, заставляет ежиться даже меня, будто иголки вонзает мне в тело от макушки до хвоста, и даже плевать, что тот невидим. Так и хочется дернуть плечом и сказать: «отъебись», но это так не работает… увы.
− Не звонишь, не пишешь… даже голубей не посылаешь, − смеется он.
− Был занят, − отвечаю я уклончиво и осторожно оборачиваюсь.
Резких движений с ним лучше не делать. Он сильный и нервный. Раньше я мог бы с ним потягаться в силе. Мы с ним когда-то были одного поля ягоды. Было у нас общее ягодное поле в раю, но наши дороги с ним давно разошлись, и уже давно он, пожирая души, стал куда сильнее прежнего, а я вроде как слабее. Так что нет, воевать с Люцифером мне нельзя. С ангелами куда ни шло, а с ним — нет, но и вежливым я быть не обязан.
− Ты не смог сам справиться со шлюхой и пришел позвать меня? — спрашиваю я у него, хотя хочу просто послать лесом, тем самым, с которого все началось.
− Ай-яй-яй, как не стыдно, − миролюбиво и насмешливо отвечает он.
Что ж, значит ему действительно что-то нужно, как жаль, что от меня.
Я не вижу его лица, только силуэт на фоне ночного города в огне и огонек сигареты. Он описывает в воздухе спираль, и пепел летит прямо в чашку с моим недопитым кофе.
На чашке написано «Илья», над именем — корона. Ее где-то раздобыла Верочка — моя секретарша, пыталась не то подмазаться, не то в койку прыгнуть — не важно. Плевать мне на эту чашку, но на языке моего старого приятеля это настоящая угроза, почти как, мол, не выпендривайся, все равно я могу стряхнуть пепел на твою голову, ну или твой пепел — прочь с планеты. Хотя что это я. Слишком банально для Люцифера. Он может и изощренней.