Мы так делали. Покупали разноцветные шарики, его любимое пирожное из кондитерской в центре и банку взбитых сливок. Заваливались в палату с раннего утра, клали пирожное на тарелку, залив его целой горой воздушного десерта, втыкали в центр свечку и ждали. Минут пять пели «С Днем Рожденья тебя», улыбаясь, как идиотки. Хотя ничего веселого в этом, конечно же, не было, и персонал хосписа, порой заглядывавший в палату на странный и неуместный шум, недовольно таращил на нас глаза, а иногда не стесняясь, крутил у виска.
Но Катя почему-то верила, что однажды он проснется и непременно в их день рождения. Вот так просто откроет глаза, задует свечку, а она схватит его за загривок и макнет лицом во взбитые сливки, с радостным воплем: «чтобы жизнь была сладкой!»
− Ну, ничего, − грустно улыбалась Катька, когда минуты ожидания чуда сходили на нет. − В следующем году обязательно проснется, а я − тут как тут!
А потом сама задувала свечку, делила пирожное пополам и садилась вот так, на подоконник или на кровать Кирилла, в который раз с теплой улыбкой рассказывая мне о том, что в их день рождения брат всегда вставал раньше и поздравлял ее, ни в один год с момента появления этой странной традиции так и не дав ей шанса отыграться.
− Опять об Илье думаешь? Да… жалко, что вот так пропал. Но знаешь, ну его! Значит он просто не твой «тот самый», вот и все. − Жизнерадостно заключила она, засунув в рот ложку с большой горкой из бисквита и сливок. − Гвавное, шобы тиванша не вевнулась!
С исчезновением Айтвариса внезапно назрела и еще одна проблема − неясность статуса нашей компании, ведь всего за пару дней до моей встречи с Люцифером он стал единственным и бессменным владельцем «Красного Кактуса». А теперь… наша работа встала. Без его подписи ничего нельзя было сделать, поэтому мы просто заканчивали уже начатые проекты.
Я не стала никому ничего говорить, да и что тут скажешь? Ждала со всеми, что все само как-нибудь прояснится. В конце концов, полиция уже приняла заявление об его исчезновении, вот только куда уж им разобраться в случившемся… ангельское и демоническое − это, мягко говоря, совсем не их сфера деятельности.
− А знаешь, − сказала подруга, мечтательно облизнув ложечку, − давай завтра прогуляем работу. Все равно нас увольнять некому. Пойдем с тобой пошопимся, а вечером в клуб. Будем танцевать до утра, напьемся до косоглазия и пойдем на набережную песни орать, встречая рассвет и похмелье!
Так воодушевленно она это сказала, что просто невозможно было не улыбнуться.
− Ну вот, хоть что-то. А то от твоей кислой мины у меня еще чуть-чуть и сливки на маффине свернутся. Зачем же я завтра тогда буду покупать себе купальник на размер больше? Давай и ты ешь. У меня вообще-то сегодня тоже день рождения, ты забыла? Хочу дарить радость людям, а не смотреть, как ты себя пироженки почем зря лишаешь!
Я нехотя потянулась к тарелке, зачерпнула ложкой кусочек и положила в рот. Просто чтобы Катьке было приятно. У нее же, в конце концов, День Рождения…
− Э… кажется, это был… мой кекс!
Я вскочила с постели Кирилла, подлетев едва ли не до самого потолка. В палате воцарилась звенящая тишина, в которой вдруг оглушительно заверещали какие-то датчики и ярко заблестели мониторы.
− А что вы смотрите на меня так, словно я с того света вернулся? − прохрипел Кирилл и закашлялся, вдруг как ни в чем не бывало сев в кровати и постучав себя по груди. − Ай… как, оказывается, стремно быть живым…
− Киря-я! − завопила Катька и бросилась к нему, едва не сшибив меня плечом. − Кирюха! Живо-ой!!!
Худой, бледный, но определенно живой Кирилл позволил Кате себя обнять, но без особого интереса, а сам взглянул на меня. Как-то очень знакомо… взглянул.
Вот говорит с ней, а смотрит на меня и что-то такое в его взгляде странное. Отчего у меня мурашки по телу побежали и дыхание сбилось. Нет, оно и так сбилось! Где это видано, чтобы люди с переломом позвоночника после трех лет в коме вот так запросто садились, да еще и шутки-шутили.
− Я гляжу, там мой кекс еще остался. Можно мне кофе? − спрашивает у Кати, приподняв брови и глаза округлив − точь-в-точь кот из Шрека… или я где-то еще видела этот хитрый взгляд?
− Какой тебе кофе?! Ты три года через зонд питался… надо врача! Срочно! − лепечет та в ответ.
− Ну, что ты вредная такая. − Хмурится, а сам все на меня косится. − Хоть понюхаю. В общем, сначала кофе с молоком, а потом хоть врачебный консилиум собирай…
− Ты же такой раньше не любил, − удивляется Катя.
− Да? Да… точно. А что ты хотела? Полежи вот так с мое на койке смирно и не такие предпочтения изменятся. Катюш, ну, я просто смерть как хочу этой молочной гадости, − приобнял ее за плечи слабыми руками и снова улыбнулся.
Как прежде… но только как-то иначе.
− Да типун тебе на язык, дурака кусок! − запыхавшись, выпалила раскрасневшаяся от слез подруга, − Даже не произноси больше при мне это слово на букву «с», иначе я тебя по голове стукну. Будет тебе кофе, ты только никуда не уходи! − Вот вроде бы пошутила, а сама еще пуще разревелась от своей незатейливой шутки. − Я врачей позову и мигом вернусь! Алиска! Я же говорила! Я говорила тебе!
Схватила на мгновение меня за плечи, сжала сильно и побежала на пост медсестры, роняя по пути больничные тапки, но совершенно об этом не волнуясь. А я так и осталась стоять, где стояла. Словно вросла, будто окаменела, ведь узнала этот взгляд, но боялась озвучить свою догадку вслух. Боялась теперь даже дышать или моргать, ведь все исчезнет, определенно исчезнет, едва я сделаю это…
− Не хочешь меня обнять? − внезапно спрашивает не-Кирилл и улыбается так, что мне на миг кажется, что он даже похож немного на прежнего Айтвариса. − Я соскучился… ласточка.
− Но… нн-о как?
Одно лишь мгновение мы смотрим друг на друга и у меня больше нет сил. К черту! Я не хочу больше думать, я обнять его хочу и забыться. Его руки с готовностью обхватывают меня за плечи и притягивают к себе, а я лицом зарываюсь в его дурацкую больничную сорочку и чувствую запах совсем не тот, которым мог бы пахнуть парень, пролежавший столько времени в больнице. А чем-то своим, родным.
− А я уже испугался, что не признаешь. Думал, орать станешь, как всегда, и руками махать, − бурчит он над самым ухом, гладя меня по голове, а я только объятия крепче сдавила, чтобы глупостей больше не говорил. − Ой, не задуши меня только… я же теперь смертный… я, страшно сказать, жить хочу…
− Как? Почему? Что это было вообще? − спрашиваю я, а сама и рыдаю, и отпускать его боюсь, и ответов хочу.
− Ну, Катька явно кофе быстрее принесет, чем я рассказать успею. Но, если вкратце… − Ай отстранился от меня на мгновение и подхватил мою руку, изображая рукопожатие. − Будем знакомы − Кирилл Кошкин. Родной брат твоей лучшей подруги и по совместительству новый владелец «Красного Кактуса», а значит и твой босс.
− Что-о? − вырвалось у меня, пожалуй, слишком уж громко.
− Погоди, я же не закончил.
Я не удержалась и фыркнула, узнав манеру старого знакомого, а уж от рассказа о том, что, видишь ли, Илья Краснов подарил «Красный Кактус» Кириллу, ну просто так, для смеха, а оно в итоге вон как получилось, меня просто убил.
− Ну ты, конечно…
− Не я, а ты, − улыбается он. − Я же ради тебя вернулся. Все вообще из-за тебя. Потому что ты настоящая, потому что я с тобой живой. Люцифер-то почему тебя убить хотел? А? Да чтобы я душу себе не вернул − вот что. Чтобы никто не узнал, что у падших есть путь к прощению, а он есть, Алиса, − тяжело вздохнул он, − и это все меняет. Ах, если бы ты знала, насколько это все меняет! Ну а потом, после того как я оставил тебя… мне дали выбор, настоящий. − Вот вроде бы серьезно сказал, искренне, а потом все же не удержался. Поднял обе руки на манер пальчиковых кукол и разыграл представление, заставив меня и плакать, и в голос смеяться: − Не это вот вечное − ты, сынок, конечно, выбирай, но присмотрись к крайнему слева варианту. Что значит возьмешь правый? Вот тебе! Вот тебе кара небесная! Что, передумал? Левый берешь? Умница, Айтварюшка, возьми с попки пирожок.